1. Маленькому городу

Посвящается Коляну

И всем хорошим людям -

Их так мало осталось.

Часть первая

Глава первая

Общественно полезный я и типочки

Работать на пользу общества - одно из моих призваний. Всего лишь потому, что я  очень уместно говорю правду в глаз. 

Вы живали за границей? Я там живу регулярно. Попытки эмигрировать обратно на родину заканчиваются радостным прилётом назад в Элитные Ебеня. И плевать, что я здесь - обычный уборщик. Меня знают, любят, со мной здороваются, просят помочь и даже помогают донести вёдра, когда у меня болят руки.

В силу ершистого характера, мои руки болят регулярно. И всё потому, что у некоторых говнюков очень крепкие челюсти. Пару недель назад я засандалил с двух рук говнюку, который - ни много, ни мало! - предлагал мне продать душу дьяволу за выпускной диплом. Говнюк обиделся и накатал на меня жалобу в мэрию. 

- Понимаете, Вилл, - закатывая глаза, вздыхает секретарша, - я бы на вашем месте сделала то же самое. Да, точно так же влепила бы ему пощёчину. Даже две.

- Я бил кулаком. Даже двумя. У вас нетренированные костяшки, не рискуйте.

- О, что вы! - демонстрирует свежий маникюр. - Я не могу себе позволить даже пощёчину. Хотя, знаете.... очень хочется, очень.

Косится на дверь и выдаёт мне исполнительный лист на подпись.

- Если вы ещё раз встретите такого... хм... нехорошего человека, то постарайтесь с ним не разговаривать. Вообще. Просто делайте вид, что его нет.

Улыбаюсь. Знала бы, сколько у меня было попыток тотального игнора всяких говнюков.... 

- Вы до сих пор уверены, что мир спасёт исключительная вежливость?

- Я... я не знаю, право, - краснеет и обмахивается веером. - Меня учили быть милой с разными людьми. Так надо. Так правильно. Понимаете?

- О, да, понимаю, - беру исполнительный лист, сворачиваю его трубочкой и выдаю звук горна. - Подъ-ё-ём, унылое местечко! Гроза тротуаров снова с вами!

Сбегаю вниз по лестнице, чтобы захватить ведра, швабры, тряпки - ну и, конечно же, тележку. На кой она мне, до сих пор не могу понять. Мусорные и поливочные машины работают исправно, дотащить всё туда и оттуда можно в двух руках.... Проформа есть проформа, ничего не попишешь. 

Меня даже не смущают оранжевая жилетка и штаны. По ним жители города узнают Вилла Боткинса из тысячи других уборщиков. Правда, некоторые так и норовят назвать меня Хантингом, - видать, в универе постарались. Ещё пару недель назад я пытался доказывать, что всё понимаю, на всё могу ответить, и полностью адекватен с точки зрения всяких модных отклонений. Сегодня просто курю в специально отведённых местах и запиваю лимонадами. Всё.

Асоциальное поведение - пожалуй, лучший диагноз, который можно заработать в этом городке. Каждый житель здесь асоциален, в той или иной степени. Каждый гордится своим подвидом асоциальности, подстригает её и поливает, как газон или живую изгородь. Это прекрасно. 

В почтовом ящике «для меня» торчит уголок белого листа. Достаю.

«Дорогой Вилл!

Это я, твоя учительница по социальной адаптации. Помнишь, как меня зовут? Если помнишь, то набери мой номер. Если не помнишь, то зайди в университет. Нехороший человек уже ушёл. Наощупь. Не забудь хорошенько помыть тротуар возле моего дома. Сегодня там ужасно воняет, но не могу понять, чем. Извела все чистящие и моющие, но запах не исчезает. Мне страшно, Вилл. Пожалуйста, быстрее!».

Наконец-то перестала сюсюкать. Гружу реманент на тележку, запрыгиваю в резиновые сапоги. Над городом поднимаются размытые тучи.

Конечно, я помню, как её зовут - лучше, чем она помнит, где мои вещи. Набираю номер.

- Привет, Кэти. 

- О, Вилл! Наконец-то! Ужасный запах. Я такого никогда не слышала!

- Ты одна в доме?

- Да... Боюсь выйти на улицу. Такое впечатление, что под домом валяется тысяча пьяных бомжей. 

- Кэти, дорогая, где ты слышала запах пьяных бомжей?

- Вилл, я же твоя учительница. Не задавай глупых вопросов. Приезжай скорей, и не забудь взять маску.

- Для запаха пьяных бомжей маска не нужна. Жди, сейчас буду.

Я бы прицепил к резиновым сапогам ролики, но с недавних пор в нашем городе они вышли из моды. Совсем. Исчезли с городских улиц, как нежелательный элемент. Всё из-за пьяного бомжа, которому вздумалось кататься на роликах с помощью рук. Само собой разумеется, он упал, ударился головой и свернул шею. Можете себе представить, что мне пришлось отмывать от асфальта.

Типочки - самые экзотические элементы нашего добропорядочного городка. Ну не может быть всегда всё чинно, ровно и приглажено. Даже тротуары не бывают идеально чистыми - какая-то тварь обязательно плюнет на них, сразу же после уборки. Я уже привык, и даже договорился с водителем поливалки про бесплатный душ для тварей. Плюнул на тротуар - промок, не дожидаясь ливня. 

Самое интересное, что в городе полным-полно плевательниц, мусорных баков, урн и туалетов. Отчего некоторым людям хочется гадить мимо - для меня до сих пор загадка. Сколько я ни пытался эмигрировать в другие страны, эта загадка ждёт меня и там.

Возле дома Кэти действительно воняет. Запах знакомый, но ничего страшного нет - обычная сивуха. Для тех, кто плотно поел с утра, вообще никакой опасности.

Бледное от страха лицо Кэти глядит сквозь кисейные занавески. 

- Вилл, - шепчет в переговорное устройство, - что это?

- Кэти, это разновидность продуктов самостоятельного изготовления питьевого алкоголя. Тебя устраивает такой ответ?

- А можно попроще? Я не понимаю...

- Кэти, я боюсь за твоё психологическое здоровье. Когда ты узнаешь, как изготавливают питьевой алкоголь своими руками. 

- Вилл, нет ничего плохого в домашних винах и наливках. Только это не вино!

- Конечно, милая Кэти. Это сивуха на свекольной ботве. 

Она отворяет дверь и буквально затаскивает меня в дом. Подбородок и руки мелко дрожат.

- Вилл, послушай, что я тебе скажу.... Всё время до твоего прихода сидела и думала. Почему, за что? Я же стараюсь, как лучше. Ученики бывают разные, ты тоже не подарок. Зато ты не врёшь! Никогда не врёшь, хоть и хитришь, но так мило, Вилл... Почему бы им просто не сказать: «Кэти, вы не нравитесь мне». Зачем разливать под моим домом эту дрянь?

- Кэти, попытка логически объяснить идиотские поступки всегда заканчивается крахом здоровой психики. Береги себя. Поставь чайник, а я попробую отмыть это дерьмо.

Выхожу на улицу. Двое типов уже склонились над тротуаром и жадно вдыхают удушливые ароматы.

- Эй, вам что, жить надоело? А ну пошли вон отсюда!

- Мог бы и повежливей, трубочист, - бурчит правый. Левый кивает.

- Трубочист работает на соседней улице. Хочешь на экскурсию? Могу устроить.

- В другой раз. Ну и запашок! Я даже жрать захотел. Где тут у вас закусочная?

- Слушай, - спускаюсь со ступенек, чтобы внимательней разглядеть его тёмную рожу, - если надышишься, то не даю гарантии на твой успешный визит в закусочную. Тебя там заметут. Понятно?

- Вот теперь понятно, - кивает левый. - Ты объясняй проще, без этой вашей нудятины. Приятно познакомиться. Я Дурак, а это Тупой. Мы тут гуляем. Туристы типа.

- Типа туристы..., - киваю с очень-очень понимающим видом. - А я Умница Доктор Боткин, - верней, его незаконный сын, но даже мама об этом не догадывается. 

Дурак и Тупой пялятся на меня с головы до ног.

- Доктор? Какой же ты доктор, если тротуары моешь?

- Прошляпишь какое-нибудь положение местного закона, тоже мыть будешь. И ничего, свежий воздух. Зарядка для мышц, костей и суставов. Ещё вопросы есть?

- Походу, он коп, - ухмыляется правый. - Что за жизнь пошла! Кругом одни копы, куда ни плюнь. 

И тут же плюёт на тротуар, - прямо в то место, откуда несёт сивухой. Левый мгновенно подскакивает ближе и начинает внимательно изучать пятно от плевка. 

- Вилл! - обеспокоенный возглас Кэти. - Чай готов!

- Минутку, - поворачиваюсь к правому. - У вас ещё есть время. 

- В смысле?

- В смысле, вы же работу ищете. Или нет?

- Ну да. Нам здесь нравится, мы хотим тут остаться. 

Ухмыляюсь, оглядывая его с головы до ног. Серая куртка, синие джинсы, шляпа набекрень. Лицо, то ли обветренное, то ли испитое. Впрочем, не стоит сразу думать о плохом.... 

- Откуда приехал?

- Не поверишь, чувак, - оттуда же, откуда и ты. Тупо, правда? Валить из такой благополучной страны в какие-то ебеня. И тем не менее, я здесь. Он тоже, - хотя, подозреваю, ненадолго. Потому что я тупей этого дурака, ясно?

Пожимаю плечами. Тупой усмехается и косится на своего дружка. Тот, передвинув кепку козырьком назад, ходит кругами по тротуару. Затем достаёт из кармана телефон и фотографирует пятно.

- Это ты зря, - вздыхаю. - Съёмка запрещена, частные владения. Как будто с родины не уезжал, правда?

Дурак, безо всякого внимания к моим словам, замеряет пятно линейкой на весу. Тупой хлопает его по затылку.

- Бросай ты это гнилое дело, чувак. Пошли лучше чайку дёрнем. 

- А вас не приглашали. И вообще, мне уже целый фунт набежал за урок социальной адаптации. Отрабатывайте, не то приедет поливалка и помоет вас бесплатно. Прямо здесь.

Тупой с Дураком переглядываются. Затем, вздыхая и тихо матерясь, берут вёдра и швабры. Я киваю на банку с чистящим порошком.

- Не забудьте. Все запахи уничтожает напрочь, даже духи твоей любовницы. Всё, я пошёл пить чай. Приду - чтоб тротуар сверкал. Поняли?

Типочки обречённо кивают. Наслаждаясь четвертью часа свободы, вбегаю в дом Кэти. Она плотно запирает двери, оглядывая меня с головы до ног.

- Опять туристы?

- Кэти, ну не закрывать же город на тысячу замков. Пусть ходят. Или ты предпочитаешь запах жареных бананов?

- Ох, Вилл! - хохочет и грозит мне пальцем. На столе дымятся две чашки, аппетитно желтеет свежеиспечённый пирог и поблескивает вазочка с малиновым вареньем. В доме тихо, уютно, тепло. Аромат свежей выпечки, удивительным образом смешанных с запахом книг, наполняет комнату.

Кэти подвигает мне чашку, зная, что я люблю пить горячий - даже если обжигаю язык. Холодный чай тоже вкусный, но в горячем есть что-то уникальное. Выпьешь, и как будто становишься водяным паром. Откусываю пирог и поглядываю за окно, где типочки возятся с тротуаром.

- Видишь, а ты переживала. Знатоки своего дела. Я бы тебе много рассказал про неудачные опыты с домашним алкоголем, но врачи расскажут лучше. Главное, запах. То, что плохо пахнет, почти никогда не бывает хорошим.

- Я пробовала много вкусных блюд, которые плохо пахнут. Непривычно для моего носа. Вилл, ведь у каждого человека свой спектр приятных и неприятных запахов. 

- Однако, есть запахи, объективно неприятные. Те, которые не нравятся всем.

- Обобщаешь. Посмотри на тех людей за окном. Им нравится.

- Вот это меня и беспокоит. Очень вкусный пирог, Кэти. Спасибо.

Поднимаюсь из-за стола и удручённо гляжу на свои запачканные сапоги.

- Никак не могу привыкнуть, что здесь не надо разуваться. В следующий раз возьму с собой сменную обувь. 

- Грязные следы - повод вымыть пол, - Кэти обнимает меня за плечи. - Конечно, если ты хочешь носить с собой тапочки, это твоё право. Бахилы тоже можно.

Типочки за окном отчаянно машут. Тупой пошатывается, пытаясь удержать баланс широко расставленными руками.

- Допёрло, - пожимаю Кэти руку на прощанье и выскакиваю за двери. - Эй, Дурак! Отведи его в сторону, немедленно! Пакет приготовь!

- Нет у меня пакета! - взвизгивает рыдающим голосом. - Ой, бляяя....

Всё, чем плотно позавтракал Тупой, с утробным звуком извергается на свежевымытый тротуар. Дурак подпрыгивает, пытаясь спасти ботинки от фонтана недопереваренной пищи. За углом нарастает шум мотора поливалки.

Типочки приседают, закрывая головы руками, но поливалка неумолима. Прохладный сноп водяных брызг окатывает их, как засохшие растения. Водитель весело машет мне рукой.

- Поздравляю, тебе тащить их в участок!

- Опять я?! Где патрульные, так их разэтак?!

- Обед у них. Верней, это... ланч, или как тут говорят? Перекус, короче. Давай, смывай всё это дело и волоки друзей туда, где их очень-очень ждут.

Типочки всхлипывают и отплёвываются. Пока они стряхивают с себя воду и остатки блевоты, я вдохновенно мою тротуар. 

- С-с-слушай, ч-ч-чувак, а в участке нормально кормят? 

- Да нормально, ем там регулярно. Одежду поменяй, вон в том баке чистая. Ну, как чистая... умер в ней кто-то, но это давно и неправда. Блин, прекрати рыгать, на тебя люди смотрят!

Тупой со всех ног убегает в туалет. Дурак умоляюще складывает руки.

- Боткинсон, не бросай нас! Будь человеком, не веди в участок! Ну подумай сам, сколько у них работы. А тут ещё и мы, вообще ни за что. Помогали тебе убирать тротуар. Это всё Тупой. Я ему говорю: «Не дыши!», а он дышит. По родине, мол, соскучился. Придурок. Ты местный язык знаешь?

- А что его знать? Говори, как знаешь. Не умеешь - иди к черномазым поучись. И кстати, черномазыми называть их нельзя - морду начистят ваксой, как минимум. 

- Да знаю я, знаю! Нам бы поселиться где-нибудь недорого. Блин, чувак, ну хоть на одну ночь! И пожрать. Чего-нибудь домашнего. Здесь же всё есть, правда?

Тупой, дрожа от ноябрьского ветра, переодевается возле бака с одеждой. Дурак опасливо поглядывает в бак, принюхивается.

- Не, вроде, как обычно. Что у нас, то и тут. А что было-то? Кто умер?

- Любители понюхать. Переодевайся быстрей, у меня рабочий день. Блин, вообще не имею представления, куда вас деть. В хостеле все койки забиты. Если вьетнамцы опять пожарили селёдку - значит, вам повезло. У нас консьержка очень строгая. Чуть что не так - иди гуляй. Прям, как я, когда курить нечего.

На телефоне выскакивает сообщение с приветом: «Вьет-Конг умер». Запасы чёрного юмора моего кузена неистощимы, словно баки со старой одеждой. Как же я люблю этот город, старушка в графине.... Знать бы, где она закопала свои деревяные пазлы - но пробка от графина, как всегда, у меня.

Глава вторая

Остеоптерикс и попугай

В хостеле я ночую, когда попадаю на бабки. Так бывает со всеми умными людьми, к этому просто надо привыкнуть. Пока я ночую в хостеле, мою квартиру занимает очередной элитный турист. Хозяева у меня добрые и очень расчётливые. Знают, что я принесу им больше, но всё-таки не упускают возможности указать мне на место в обществе.

Жизнь эмигранта веселей, чем у местных жителей. Эмигранты постоянно удивляются. Их всё восхищает, радует, пугает, вдохновляет. Я даже вспомнил свои умения рисовать с натуры, поэтому в регулярные выходные хожу на природу. Хозяева частных владений меня не гонят и даже носят бутерброды с чаем. Ещё бы, такая реклама.... И рисунок тут же можно продать, в городскую галерею достопримечательностей.

Хостел - местечко не для слабонервных. Тут собирается сброд со всего мира. Сброд, который хочет стать человеком в нечеловеческих условиях цивилизованной жизни. Время от времени случаются казусы, в которых мало кто может разобраться. И главное, не хочет....

Вьетнамец, которого все называют Гуано, со стоическим видом пакует вещи. Консьержка пьёт чай. Девушка из нашей комнаты, по прозвищу Гася, обмахивается веером.

- А что такой? - бормочет Гуано. - Я селёдка жарить себе, вкусно. Гася воняет. Это Гася плохой вкус, она не пробовать. Что, солёный рыба жарить плохо? А каша овсяный десятый день хорошо?

- Не хочешь овсянку есть - не ешь! - гремит Гася. - От твоей жареной селёдки в коридоре такой чад стоит, что сигнализация в туалете срабатывает. Суп вари. Котлеты жарь, морковку три. Сколь раз тебе говорить, нельзя селёдку жарить, ещё и в самоваре!

- Сковородка Буль-Буль украл! - хнычет Гуано. - Так мясо жарить, что я плакать в подушка! Вся подушка проплакать, до самый пух! Он мой селёдка есть, мне мясо не давать, черномайка!

- Жёлтый кепка, я тебе так под зад стук, что ты лететь, как фанерка над Париж! - рычит Буль-Буль со второго этажа. - Не есть я твой вонючий селёдка! Мы с Тин-Тин соус кисло-сладкий делать под мясо, нам твой селёдка до задница. Попугай забери, все уши продудеть!

С пронзительным свистом и стрекотом в холл слетает разноцветный попугай. Я подозрительно приглядываюсь к его оперенью.

- У меня был точно такой же, только в другом месте. Эй, Гуано, где ты его взял?

- Где взять, там уже нет, - ворчит Гуано, ломая замок от сумки. - Мой попугай, твой попугай, какая разница? Я его вьетнамский слова научить, заколебал по-латышски сыкать. 

- Морковка ты недожаренная. Это не по-латышски. Мой попугай умел говорить на всех языках мира, понемножку. А ты его в нос научил разговаривать. Зачем?

- Потому что не уметь он в нос разговаривать, вот почему! Пока, увидеться на тротуар. Там сильно вонять?

- Сильно. Готовь маску и пакет. Наушники не забудь, и комсомольский значок. Очень хочется посмотреть, как тебе в грудак засадят. 

Полное круглое лицо Гаси озаряется широкой улыбкой. Что есть силы прижимает меня к себе, но я тренированный - даже не задыхаюсь. 

- Предложил бы тебе стать моей девушкой, но уж очень ты на неё не похожа. Что ещё новенького в нашей богадельне?

- Пошли расскажу, - Гася обнимает меня за плечи, не замечая ревнивого взгляда соседа с третьего этажа. Этот дедуля живёт в хостеле пятый год, и всё впрок. Его влюблённость в Гасю не знает границ. Правда, старосту нашей комнаты его нежные чувства совершенно не волнуют. Её ничто не волнует, кроме жареного мяса под кисло-сладким соусом. И немного торта, и ещё чуть-чуть салатика, и кусочек пиццы, и.... В общем, у Гаси прекрасный аппетит, не то что у меня. Она совершенно не боится много жрать, и хвастается на каждом углу.

- Вот сегодня собрались все вместе, отметить экзамены по лингвистике. Я жру и то, и это, и пятое, и десятое, а эти слабаки постоянно в туалет бегают блевать. Говорю, лимончиком закуси, огурчиком солёным закуси. Не понимают. Закусывают - кривятся. Жирненького съешь под низ, остренького сверху, потом крепенького выпей, опять покушай. Вилл, ну что за люди пошли, а?

- Гася, у каждого человека желудок заточен по-своему. И ничего тут не попишешь, как пойдёт. Ты бы это.... разгрузочные дни себе устраивала, что ли. Сердечко не железное.

- Ой ли! - смеётся Гася. - Сердечко у тех не железное, кто пьёт много кофе и курит. А я пью кофе, курю, ем, и ничего. Ну, одышка бывает. Вот у тебя одышка бывает?

- Давно не было, с тех пор, как сбросил вес. Гась, у меня к тебе только один-единственный вопрос. На моей кровати кто-то спал, пока я работал?

Гася краснеет от подбородка до корней волос. Я укоризненно вздыхаю.

- Гась, ну я же просил. Терпеть не могу чужих соплей на моей подушке. Ты хоть наволочку поменяла?

- Ну, а как же! Обижаешь.... И этих твоих, Тупого с Дураком, уже заселила. Ну и типы, бед с ними не оберёшься. Только зашли, уже жрать подавай. Да не что-нибудь, а то, что мама дома готовила. Ишь, баловни судьбы. Самое смешное, что селёдку вонючую гуановскую они сожрали. В один присест. Нет, ну ты представляешь?

Качаю головой. Меня от одного вида жареной селёдки тянет спрятаться под кровать. Гася открывает дверь в комнату. Из-под одеяла на втором ярусе торчат чьи-то пятки, - удивительно чистые и даже пахнущие кремом для ног.

- Это новенькая, из Африки. Буль-Буль уже застолбил, можешь не рыпаться. Одиноко ему здесь. 

- Гась, я вообще-то по своей девушке скучаю. Кстати, мне писем не приходило?

- И не надейся. Ты ж знаешь, придут - не дойдут. Ужинать будешь?

Открывает холодильник, достаёт остатки роскошного обеда, суёт в микроволновку. Наш обеденный холл - небольшая ниша между спальней и общим коридором. За столом скучает Ассистент - наш фирменный заучка, отличник и неудачник во всех попытках освоить искусство успешной гастрономии.

- Вот опять, - ноет, разглядывая пуговицу на манжете. - Ел то же, что и все, даже не пил. Ни капли, честное слово! Я даже питался раздельно, строго по книжке. Макароны отдельно, мясо отдельно. И что? И ничего. Пошёл в туалет, чуть позапрошлую жизнь не вспомнил.

Я внимательно смотрю сквозь его запотевшие очки.

- К Говнюку на лекции ходил?

- Ну, ходил. Я ему даже в глаза не смотрел, честно! Я даже голос его противный не слушал! Я конспектировал! 

- Что ты конспектировал, эротоман пододеяльный? Бредни его, вырезанные из Библии?! Он же, как маньяк подзаборный, берёт Библию и кусочками нарезает, а потом склеивает, как ему вздумается. Мой тебе добрый совет, Ассистент - обходи-ка ты эти лекции десятой дорогой. Не можешь обойти - оббеги, перепрыгни. Здоровье дороже. Понимаешь?

Ассистент уныло кивает. В глазах ни капли осознания реальности.

- Ну, я в Бога не то чтобы очень верю, но есть какая-то сила. Типа как в «Звёздных войнах». 

- На ней и попадёшься. Иди, чайку выпей с укропчиком. От расстройства желудка помогает.

Сажусь перед Гасиными тарелками, наполненными до краёв. И только сейчас понимаю, насколько успел проголодаться. Мытьё тротуаров - очень увлекательная работа, но некоторые запахи напрочь отбивают аппетит. 

- Слушай, а когда ты к себе? - шепчет Гася. - Слышала, элитные туристы у хозяев успели дел натворить. Они тебя стесняются попросить.... ну, помочь убрать. Не понимают, что выбрасывать, а что оставить.

Вздыхаю. С другой стороны, есть шанс убавить плату за месяц. И найти что-то интересное для своей коллекции редких экземпляров. Набираю номер хозяйки.

- Ох, Вилл! - вздыхает с неподдельным дворянским акцентом. - Здесь столько всего, я просто не знаю, с чего начинать. Супруг мой глянул, чихнул и ушёл играть в теннис. На свежем воздухе, на целый день. А я у окошка сижу, потому как бросить весь этот хлам в мусорку рука не подымается. Приходи, дорогой. У меня кофе и плюшки. 

- А хостел? - ною, всхлипывая. - А друзья мои? Опять сутками торчать в одиночестве? Строить гипотезы, предположения, версии? Гулять по городу, как по собственным наброскам альтернативной реальности? Я вот помыл тротуар от блевоты, и вижу, чем люди живут. 

- Вилл! - рыдает хозяйка. - Видел бы ты, чем тут жили эти люди.... Ты мой самый ответственный и чистоплотный постоялец. Ну да, креативный. Ну да, любишь выражать вслух свои гипотезы, версии, предположения. И всё! Всё! А эти всю квартиру изгадили, даром что элитные!  

- Ладно, иду. Без меня ничего не трогайте. И супругу скажите, пусть для меня теннисный мячик прихватит. А лучше два. Можно юзаные, кому больше не надо, я постираю. Мне для тактильных ощущений, мысль стимулировать. 

- Можешь не объяснять, - смеётся. - Супруг тебе не откажет.

Глава третья

Пивбар на дому

Жить в центре маленького городка - лучше не придумаешь. Тебя все знают, ты всех видишь. Тебя все видят, ты всех знаешь. А незнакомцы сразу бросаются в глаза, пока не примут вид местных жителей. И даже тогда удивительно похожи на приезжих.

- Интересно, интересно, - бормотала хозяйка первое время, - сколько я тут живу, постоянно путаю приезжих и местных. Такой поток желающих жить здесь всегда! Можно подумать, город резиновый. Между прочим, тут и привидения водятся. Вилл, вы боитесь привидений?

- Я в них не верю.

- То есть как?

- Это галлюцинации сознания, несвоевременно сорвавшего покров тайны высших миров. То есть иллюзия. Вы видите то, что хотите видеть, не больше. 

До сих пор помню, как хозяйка обошла меня кругом - сначала в одну сторону, потом в другую.

- Вы считаете, что половина жителей нашего городка - сумасшедшие?

- Я этого не сказал. Я говорил про несвоевременность срыва покровов тайны высших миров. Надеюсь, вас устроит столь мистическое объяснение моей концепции?

- О! - только и воскликнула хозяйка. - Я налью вам чаю с лимоном. Располагайтесь, будьте как дома. Вот ещё что, э-м-м... как вас там?

- Боткинс. Вилл Боткинс.

- Ах, да. У вас есть родственники в нашем городе?

- Не слыхал о таких. А что, должны быть?

- Понимаете, - она понизила голос до шёпота, - из ваших краёв - почему-то! - приезжают весьма оригинальные люди. Приезжают и ходят по улицам. Вглядываются в дома, лица. Что-то фотографируют. Один как-то пришёл ко мне и говорит: «Любезная, вам осталось жить тут несколько дней. Точнее, семь, то есть неделю. По моим расчётам, этим домом владели мои прадедушки в тридесятом поколении. Я собираю подтверждающие документы....»

- .... то есть, «подделываю, подкупаю чиновников, манипулирую с текстами древних манускриптов и прочих папирусов, состряпанных придворным писцом после третьей кружки халявного пива». 

Никогда не забуду, как хозяйка медленно опустилась на кресло. Сквозь туманный взгляд проступили смешливые огоньки.

- Так вы всё-таки юрист?

- Увы, нет, мистрис. А может быть, и к счастью. Один священник отговорил меня от горячего юношеского желания исправить недостатки мира грамотной адвокатурой. Он просто вернул меня в жестокую реальность. 

- Ох, а я думала, священники только сказки рассказывают... Вы пейте, пейте чай. И лимон берите. С непривычки очень легко подцепить простуду.

Если бы даже у меня были родственники в этих краях - вряд ли я захотел бы унаследовать их имущество. Уж слишком начитан для такого счастья. 

Моя комната в доме без привидений полна игрушек и книг. Игрушками хозяева называют моё нестандартное применение вещей и сразу лезут в медицинский справочник - искать подтверждение моего психического статуса по пунктам. 

- Мистрис, когда ваша соседка через каждые два-три предложения восклицает «Как это мило!», вы же не открываете медицинский справочник?

- Да, но моя соседка применяет вязальные спицы по назначению. 

- Позвольте, разве у вязальных спиц есть чёткое назначение? Эх, не хотел бы я быть такой вязальной спицей....

После некоторых диалогов со мной хозяйка идёт пить капли, но никогда не обижается. Уж очень я милый, по её мнению. И замечательно.

Сегодня меня ждёт полный раздрай. Когда хозяйка впервые услышала это слово из моих уст, она очень испугалась. Хозяин достал с верхней полки огромную лупу, и, как сегодня, начал изучать мои башмаки. 

- Хм, хм, ничего особенного. Уличная грязь, обычная уличная грязь. Ого, даже конным ездили. Будьте так добры, оставьте сапоги у порога. Я рассмотрю их внимательнее. 

И после этого меня изучают по справочникам.... Хозяйка подмигивает мне и показывает на ванную.

- Вы посмотрите, посмотрите. Они здесь брились! И стриглись! Мыли ноги моей пенкой для умывания, протирали тоником для лица. Вы только гляньте на эти клоки волос!

Ванна, и вправду, выглядит, как логово медведя. Волосы всех цветов и оттенков, разной длины и волнистости, под слоем засохшей мыльной пены, с надписью пальцем «Здесь было круто». 

- Позвольте узнать, кем были эти люди, - аккуратно цепляю зубочисткой клок волос. Хозяйка напряжённо глядит на него, потом на меня.

- А разве вы по волосам не можете сказать, кто это был?

- Отчего же, могу. Это был человек, умеющий стричь и брить. Он любил делать это в ванне потому, что с волосами легче работать, когда они мокрые, а кожа хорошо распарена. Так  сказать, комплексная стрижка всего тела - с головы до ног. 

Хозяйка отступает к двери, чуть не выпадая из ванной. Я быстро наливаю стакан воды и протягиваю ей. Она выпивает, но всё равно хватается за сердце.

- Вы очень, очень наблюдательный человек, Вилл, но я никак не могу привыкнуть.... Года, года. Столько забываю, что диву даюсь: ну как можно такое забыть? Потом вспоминаю неожиданно, вдруг.... и почему, не знаю. Так хотелось бы сохранить ясность ума до преклонных лет...

Принюхиваюсь к мыльной пене и начинаю громко смеяться. Хозяин заглядывает в ванную с двумя стаканами воды.

- Ничего страшного. Просто ваши постояльцы готовились укладывать волосы. Сколько пивных бутылок осталось после них?

- Ровно упаковка. И даже целлофан. Хотите взглянуть?

Он приносит разорванную упаковку от пива и протягивает мне лупу. 

- Всё правильно, вскрыто парикмахерскими ножницами. Ни единого следа обычных человеческих разрывов. Например, когда я открываю целлофановую упаковку, то надрезаю ровно столько, сколько хватит для быстрого вскрытия вручную. Да перестаньте вы бледнеть, я ж ничего страшного не сказал!

Хозяин смеётся и заглядывает под ванную. Достаю пустые баночки, бутылки, коробки из-под мыла. Хозяйка отчаянно машет руками.

- Это не моё! Мы вообще таким не пользуемся!

- Да успокойтесь вы, в самом деле. Разве я хоть слово сказал? Даже подумать не успел, а вы уже боитесь. Мне интересно, зачем они всё это здесь оставили. Неужели только из-за обычного барства - мол, вы хозяева, вы и уберёте? 

- Увы, мой друг, так ведёт себя большинство гостей во всех элитных отелях, - вздыхает хозяин. - Нам не привыкать. Хоть наше жилище весьма скромное, но всё же мы в центре города. Прекрасный вид из окон. Постоянные коммивояжёры, со своими кейсами. Купите то, купите это. Считайте весь оставленный хлам рекламным ходом, и все дела. 

Хозяйка сокрушённо качает головой. Изучаю бутылки, но ничего примечательного не нахожу, - кроме характерных вмятин на пробках.

- Все с левой стороны. Открыты небольшим острым предметом. На банках вообще нет никаких следов от дополнительных усилий. В городе много парикмахеров, которые стригут левой рукой?

- С чего вы взяли, что бутылки открывались левой? - ворчит хозяин. - Только потому, что следы находятся слева от центра этикетки? Отпечатки пальцев я уже снял. Бутылки держали левой рукой, а открывали правой. 

- Тогда промойте всю эту волосню, отсортируйте и разложите по пакетикам, - выхожу из ванны в полном недоумении, зачем они меня позвали. Наверное, поиздеваться над моими гипотезами....

Хозяин посмеивается, но берёт огромное сито из кладовки. Хозяйка поглаживает его по плечу.

- Занимайся, занимайся. Меньше будешь капать мне на мозги, пока я готовлю пудинг.

Я абсолютно уверен, что он промоет их, высушит, а потом занесёт в соседнюю парикмахерскую. Хозяйкины пудинги - отличный способ не думать о том, о чём пока думать не надо.

За ужином я в красках живописую мою встречу с Дураком и Тупым. Хозяин хмыкает, а хозяйка смеётся. 

- По сравнению с вашими гостями они просто паиньки?

- Ох, не то слово! Наши гости устроили такое, о чём не принято говорить в приличном обществе. Набрали пива, солёных орешков, чипсов, закрылись в ванной и начали с огромным удовольствием стричь друг друга.

- И только?

- Да! Вот что самое удивительное! Маньяки цирюльного искусства! Обсуждали последние тенденции стрижек на... на... ну вы поняли, где. И при этом ничего! Ничего такого, что делали бы нормальные люди в ванной!

- Ещё скажите, что у них была сходка подпольных парикмахеров. И выстригали они не что иное, как символы принадлежности к тайному обществу «Филировка гранилом». 

- Знаете, а я как-то об этом не подумала.... Сколько видала всяких тайных, но такого сроду не встречала. И что это за мода у людей - постоянно создавать какие-то тайные общества. Можно подумать, они знают о парикмахерском искусстве больше, чем обычные парикмахеры. 

- Вероятно, да, раз создали такую шумиху, - смеётся хозяин. - В этом городе представителей тайных обществ больше, чем в столице на душу населения. И каждого я знаю в лицо. Так в чём тайна? Ходить с загадочным видом, который привлекает всё больше последователей? На своём веку я обошёл сотни, тысячи магазинов, переслушал несколько тысяч коммивояжеров, дистрибьюторов и продавцов горной смолы из банок, найденных при раскопках кайнозойских гробниц. И поверьте, дорогие мои, картина мира - по крайней мере, в моих глазах! - ничуть не изменилась. Она только дополнилась людьми, которые упорно пытаются выдать желаемое за действительное. 

- Прекрасная философия, но я мыслю более прагматично. Верней, спрашиваю себя - зачем они это делают? Какова, в конечном счёте, цель волосяной оргии?

- Мой юный прагматик, оставьте свои глубочайшие доискивания. Всё намного проще. Те баночки, бутылочки, коробочки, даже пиво в упаковке - часть рекламной акции по втюхиванию очередного чудодейственного средства для роста волос. Что вырастет на месте волос - вот это уже другая задача. Может, это и есть цель. Вырастить вместо волос что-то другое. 

Хозяйка заглядывает в чайник, потом косится на хозяина. 

- Я вроде бы ничего не перепутала.... Старый ты параноик! Неужели ты и вправду веришь газетным сплетням про третью грудь, волосы с нервами внутри, чешуйчатые наросты, которые постепенно превращаются в рога? Все эти бредни пишут пьяные бомжи - вроде того, что катался на роликах с помощью рук, а потом вывернул мозги себе на брюки!

- Моя темпераментная супруга читает исключительно воскресные газеты. А я читаю всё, потому что люблю читать. Мне интересно, для чего одни люди пишут бред, а другие читают бред. Когда я сравниваю две группы любителей бреда, то нахожу между ними много общего. Настолько много, что открываю учебник по оригами и начинаю использовать газеты нестандартным способом. А как ещё спасаться в преддверии конца цивилизации?

Когда мои хозяева говорят о конце цивилизации, я охотно с ними соглашаюсь. Потому что ежедневно вижу типочков, подобных Тупому и Дураку на каникулах. 

- Вчера у вокзального туалета устроили настоящее пиршество. Потом свалили остатки еды в мусорный пакет и продолжили пировать в туалете. Когда я спросил, вкусно ли есть под запахи экскрементов, мне ответили: «Потрясающе вкусно, и при этом даже не толстеешь. Потому что слышишь, куда, в конечном счёте, отправится еда. Кстати, у вас нездоровый цвет лица. Наши коврики для йоги помогают вернуть здоровый цвет лица даже на заднице».

- Видите, а я что говорил, - хозяин доливает себе чашку чая до краёв. - Все только покупают и продают, никто не хочет что-то производить. Или хотя бы перерабатывать до состояния, пригодного к употреблению человеком. У людей, подобных Тупому и Дураку, шевелится какая-то мысль в голове. Только шевеление этой мысли настолько непредсказуемо, настолько спонтанно, что нет никакой возможности уловить её дальнейшее течение. Если склеить этих дружков спина к спине, то получится нечто вроде сиамских близнецов. Или двуликого Януса, который даже гадить ходит в один унитаз.

При воспоминании о двуликом Янусе у меня непроизвольно срабатывает рефлюкс. Когда я был маленьким, то совершенно не понимал значения слова "палка о двух концах". Как будто у палки бывает один конец или больше, чем два. Пока не увидел зонд, который необходимо было проглотить. В тот вечер я проглотил деталь от конструктора, и нужно было убедиться, что она попала в желудок, а не в лёгкое.

- ... Вы только послушайте, Вилл, что несёт этот старый греховодник! От его речей мои уши скручиваются в газетные трубочки! Всё, я иду парить ноги, у меня стресс! И будьте так добры, не трогайте мои махровые полотенца! Я их крахмалила не для того, чтобы вы и вы.... Да в конце концов, сгиньте оба с моих глаз долой!

Она уносится в глубь своих покоев, шепча гневные речи. За окном сгущается беззвёздная ночь. Город, и без того сонный, окончательно погружается в дрёму без единого сновидения.

Глава четвёртая

Где искать идиота

Полночи размышляю о том, что мне не дает спокойно убирать тротуары. Казалось бы, под ногами чисто, благодари Бога, иди домой. Так нет же, ходят и вглядываются в пятна от собственных плевков. 

Жизненный опыт подсказывает, что идиоты делятся на вредных, полезных и обыкновенных, - то есть, клинических, они же большинство. По крайней мере, в моей картине мира.

Интересно, что случится в хостеле после заселения Дурака и Тупого?

Книги на моей полке любят пугать, назидать, укрощать, вдохновлять и выводить из непредсказуемых мест. Не очень люблю назидательную литературу, но, живя в этих местах, приходится мириться с их тоном. Позвонить бы Касе, - только со связью опять беда, и нет никакой гарантии, что она возьмёт трубку. 

После ужасного приморского отдыха мы разъехались безо всякой надежды на воссоединение. Это раз.

После дружеской помощи мы-таки расписались. Это два.

После моей дурацкой идеи сменить мозги Кася предьявила мне собственный набор идиотки. Это три, бокал-вокал. 

Впрочем, Касе и здесь пришлось бы нелегко. Хоршем - город тихий, но глубокий, как река, бегущая сквозь тёмный лес. Забредёшь куда-то не туда - и уже равнина. Нет ни одного дерева, ни единого ориентира, кроме серых вековых валунов. Я не рискую отправляться туда, откуда может не быть выхода, и даже выезда.....

Единственное, что меня отличает от многих горожан - палитра эмоций, обогащённая в путешествиях. Пытаясь приспособиться к стоицизму местных жителей, невольно перенимаешь привычки, реакции, даже силу проявлений чувств. Помогает не волноваться по пустякам, но ужасно мешает, когда нужно поступить решительно...

Например, позвонить Касе. Или написать письмо, по примеру Кэти - собственными руками, на белом или цветном листе, украшенном какими-нибудь вензелями. Местная почта изобилует вариантами писем, конвертов и прочими аксессуарами настоящего джентльмена. Правда, у меня отвратительный докторский почерк, - так что письмо больше похоже на рецепт, чем на признание. Мой кузен Соткинс довезёт письмо хоть на край света, - но есть ли смысл его писать? 

«Дорогая Кася!

Спешу тебе сообщить, что у меня всё в порядке. Если слышала про Гасю, не верь. Она не в моём вкусе, и у меня с ней ничего нет, кроме ужинов. Конечно, ты спросишь, в кого же влюблена Гася. Её любимый мужчина - огромный торт. Неважно, мясной или сладкий. Главное, огромный, чтобы осталось на утро, и кусочек ночью. Кась, это я не к тому, чтоб ты опять худела. ...".  

Разрываю листок и швыряю его в мусорное ведро. На глаза наворачиваются слёзы, которые ничего, абсолютно ничего не решают. 

Кася права. Я пытаюсь убежать от того, что семимильными шагами несется за мной. Наливаю себе чашку холодного чая, выпиваю и накрываюсь одеялом с головой, пробуя уснуть. 

Ну вот, понеслось. Теперь мысли о пропавших животных.... О попугае, который повторял наши придурковатые беседы с кузеном. О поросёнке, которого я кормил с ложечки смесью разных каш. А дальше не помню, или вспоминать не хочу. Неважно....

Может, и вправду, найти себе новую девушку? Город маленький, но девушки тут тоже водятся, - разных цветов, размеров и уровня интеллекта. Можно позвонить маме и спросить, какую девушку она хотела бы видеть рядом со мной. 

- Мам, привет. Не спишь ещё?

- Уснёшь тут.... Несколько разновидностей пива, и всё в одном флаконе. Ума не приложу, как рассортировать по пробиркам. 

Она прекрасна, мама моя. Здравствуй, ум.

- Шесть пробирок на шесть человек, и сто грамм потерь. Paldies. У тебя как дела?

- Да точно так же. Надеюсь, ты не собрался в Бельгию?

- Нам и тут пиво безалкогольное.Слушай, мам.... я девушку хочу завести.

- Девушка - не часы, просто так не заведёшь. С Касей всё?

- Наверное, да. Лучше Каси не найду, но и хуже - вряд ли. Надоело гулять по городу одному. Как думаешь, кто подойдёт мне здесь?

Сейчас она скадет, что я идиот, и можно будет ложиться спать.

- Вилл, тебе бы пора прекратить советоваться со мной по личным вопросам. Найдёшь - посмотрим. Ты, главное, реши, зачем тебе это нужно. Делиться впечатлениями о прогулках? Пить кофе, чай, есть пиццу или просыпаться не одному? 

БАМС. Уложила, называется. И компот. 

- Всё в одном флаконе, мам. И больше ничего. Я здесь столько страшных вещей насмотрелся, что боюсь девушкам цветы дарить. О ресторанах, кафе и речи быть не может. Я беден, как лабораторная мышь, а мой рижский кодекс не позволяет им уважать себя. Ну вот что мы вдвоём будем делать? Мыть тротуары и распевать юмористические куплеты? Я живу на квартире, где хозяйке всё интересно. Иногда живу в хостеле, где всем на всё плевать, но я бы так жить не хотел. А заводить себе случайных подружек не в моём вкусе. Противно. К тому же, могу получиться я.

Тэкс. Мама будет очень рада, я знаю. И сейчас она признесет свою заветную рижскую фразу... .

- Хочешь, я напишу Касе. Объясню ей твоё положение и попрошу приехать. Хотя бы ненадолго. 

- А вдруг у неё кто-то появился?

- Вот и узнаешь.

- Нет, не надо. Лучше не знать. И так знаю много того, чего знать не обязательно. Мама. Ты слышишь? 

- Тогда чего же ты хочешь?

- Да просто так, поболтать. Не спится. Передай привет Соткинсу. Спокойной ночи.

Увы, спокойная ночь мне только снится. Стоило сомкнуть глаза, как раздался ну очень тревожный звонок. Я почувствовал это пятой точкой, хотя мелодия звонка у меня на все звонки одинаковая.

- Слышь, Умник! 

- Чего тебе?

Желание убивать мне от природы не свойственно. Наверное, так чувствует себя медведь в тёплой берлоге, когда какая-то мелкая, противная тварь пердит у порога.

- Это ты во всём виноват!

- В чём - во всём? И почему я?

- Потому что нам поджарили зад, вот почему!

- Дебилы. Не надо было садиться на печь без подстилки.

- Сам ты подстилка! Мы надерём тебе задницу - Дурак одну ягодицу, а я другую!

- А почему ты - другую, а не первую?

Глубокомысленное молчание.

- У тебя есть первая ягодица? А запасная?Тупой плачет. У него вся задница красная, а он, дебил, хочет идти в ночь. Искать Лживого. Лживый, сука, нас заставлял есть ложкой макароны. Ты прикинь! Макароны ложкой! Я три пластиковых вилки поломал, а он, скотина, ржёт и говорит, что я жрать ни фига не умею.

- Жадный потому, что Тупой, а Тупой потому, что Жадный. Наматывать туеву кучу макарон на пластиковую вилку... . И Дурак такой же. По радио заморозки передавали. Спокойной ночи, долбодятлы.

Глава пятая

Когда ночь всплывает в утро

Есть ночи, когда спишь, как убитый - ни единого сновидения. Есть и другие ночи. Сны за снами, словно короткометражные картины в стареньком кинотеатре. А есть ночи, когда просто невозможно спать. Почему так, я даже у Бога перестал спрашивать. 

Не спится, значит, не спится. Так надо.

Стук шагов и разговоры снизу вынуждают подняться с постели. Хозяева не склонны бродить по ночам и не страдают лунатизмом. Если что-то вынудило их встать, значит, дело серьёзное. 

Только бы не Дурак с Тупым, иначе драки не избежать....

Натягиваю халат, спускаюсь. Хозяйка машет мне рукой из полутёмной прихожей, показывая на кухню. Вздыхаю, но плетусь. Мирный храп хозяина не убеждает меня, что всё в порядке.

За столом сидит викарий и пьёт коньяк. Очки лежат рядом, мокрые от дождя. При моём появлении он вскакивает с места - перепуганный, дрожащий, в сером мешковатом костюме, и его круглое лицо бледнеет в свете люминесцентной кухонной лампы.

- Да что вы, в самом деле, мистер Уиттинг, - отхожу к двери с таким же неподдельным испугом. - Мистрис, налейте и мне этого вашего... коньяку. 

Хозяйка с радостной улыбкой достаёт бокал и начинает его тереть до блеска. Викарий удручённо глядит на свои дрожащие руки. Я киваю на свои дрожащие колени. Минуту мы оба молчим, даже не глядя друг на друга.

- Хороший коньяк, - подаёт голос викарий. Хозяйка радостно кивает.

- Самый настоящий. Правда, Вилл?

- Ни капли палева. Извините, мистер Уиттинг, действительно хороший коньяк. Что-то случилось?

- Вот именно, вот именно, - прерывисто вздыхает викарий. - С чего бы я бродил по ночам в свои семьдесят? Как вы думаете?

Наклоняется к моему уху и шепчет - но так, чтобы слышала хозяйка:

- Ужасное преступление, доктор Мадсон! 

- Ужасное? Вы уверены?

- Абсолютно, правда, я могу ошибаться. Поэтому и пришёл к вам. За советом. 

Смеюсь, благодарно кивая хозяйке за дымящуюся чашку кофе.

- Мистер Уиттинг, отчего бы вам не обратиться за квалифицированным советом? К отцу Брауну, например?

- Хе, как вам сказать, - побледневшее лицо викария сразу заливается живым румянцем, - с отцом Брауном мы давеча поспорили. 

- Об Анне Болейн?

Только идиот знает, когда задать подобный вопрос. И пироги с сыром. 

- Ох, Вилл! - грозит мне пальцем. - И где вы только взялись на мою бедную седую голову! Всё-то вы знаете. Конечно, это хорошо, но иногда.... Знание так умножает печаль, что седые волосы могут появиться даже в юности.

- Не знаю, не искал. Говорят, седины - признак мудрости. К сожалению, ничем не могу помочь в споре с отцом Брауном. Я, как вы знаете, из другого теста.

Бледное круглое лицо мистера Уиттинга заметно оживляется - заметней, чем от хозяйкиного коньяка. 

- Это и замечательно, Вилл. Просто великолепно. Мне нужен такой понимающий человек, как вы, но из другого теста. Для независимого мнения, так сказать. Правда, я никак не могу разобраться, католик вы или протестант.

- Я тоже никак не могу разобраться, католик вы или протестант. 

На мгновение он теряет дар речи, застывая с наполовину пустой рюмкой. Философский взгляд викария, подобный взору ребенка, разбуженного среди ночи - мечта ценного дурня. 

- По большому счёту, меня это не волнует. Ваши проблемы - разбираться, почему у основателя вашей церкви не осталось потомков по мужской линии.

- Вот! - вскрикивает викарий, чуть не роняя чашку с кофе себе на брюки. - Это была самая острая часть нашего спора! Мы кричали так, что моя жена притащила из кладовой мешок с шерстью. И села на него с подносом мягких французских булочек. Сидит и ест. Пришлось есть, чтобы не смотреть на её платье в красных и белых розах. Это было бы уже слишком. 

Храп хозяина становится ещё мощнее. Хозяйка плотно закрывает дверь в кухню и заваривает вторую порцию кофе.

- Не бойтесь, я делаю некрепкий. Мистер Уиттинг, рассказывайте. В таком тихом месте, как ваше.... .

- Тихое место, скажете тоже. Сколько ни старайся, а покой нас ждёт лишь на небесах. Украдены резиновые сапоги!

Он делает страшные глаза над отекшими веками и тянется за пирогом.  Хозяйка с любезнейшей улыбкой подвигает ему всё блюдо.

- Резиновые сапоги, - уныло гляжу на кухонную дверь. - Опять недосмотрел. Там стоят мои, можете забрать.

- Да что вы, что вы! - машет руками викарий. - Обирать пришельцев могут лишь в американских секретных лабораториях. К тому же, вы большой хитрец, но не клептоман. И даже клептоманов я могу понять и простить, но здесь другое. Совершенно другое! Эти сапоги найдены там, где не должны быть. И теперь на мою репутацию....

Он замолкает и печально глядит на графин с коньяком. Хозяйка сразу же наливает самую что ни на есть приличную порцию. Доливает и мне, посмеиваясь. Храп хозяина обретает заливистые нотки.

-... падает тень, - выдыхает викарий, отставляя пустой бокал. - Потому что это мои сапоги. Верней, приходская обувь для садовых работ. Я привык, знаете ли, чутко и пристально относиться к приходскому имуществу. А своё не берегу. Впрочем, вы меня понимаете...

- ... то есть, это были приходские сапоги, в которых вы обычно подстригаете газон.

- Вилл, если б вы не были из другого теста, я бы научил вас разговаривать почтительней, но такое дело....

Странно. Когда я хамлю, он не возмущается.

- Вот именно, мистер Уиттинг, вот именно. Если вы просите моего совета, а не совета отца Брауна, то вспомните, пожалуйста, что я обычный человек. Со своими, так сказать, профессиональными особенностями. 

Викарий удрученно смотрит на свой живот.

- Ну что ж, правда, так правда. Нигде не запрещено брать приходские сапоги домой ненадолго. С возвратом, само собой разумеется. За этим я строго слежу, как за собственной совестью.

-  Теперь я понял, отчего ваша репутация пострадала. Мне очень жаль, мистер Уиттинг. А где же обнаружили ваши сапоги?

Викарий вздыхает и выпивает предложенный хозяйкой стакан воды.

- В грязи, Вилл. В грязи. Совершенно целые, но в ужасной грязи. Моё сердце едва не остановилось, когда я увидел их... там.

- Вы сохранили сапоги в найденном виде?

- О да, само собой разумеется. Правда, грязь уже высохла и потрескалась, но я даже не оставил отпечатков пальцев. Брал перчатками. 

Жить в краю потомственных Шерлоков - ни с чем не сравнимая радость заезжего ума. Моё воображение ничуть не смущает картина, где достопочтенный седой викарий надевает садовые перчатки, чтобы достать из грязи пару резиновых сапог. 

- Вы взяли сапоги с собой?

- А как же, а как же! - он проворно встаёт из-за стола и спешит в прихожую. Возвращается с увесистым чёрным пакетом. 

- Позвольте заметить, я тоже умею пользоваться чёрными красками. Развязывайте, развязывайте. 

Широким жестом протягивает мне пару садовых перчаток. Улыбаюсь и тщательно натягиваю их - на одну руку, затем на другую.

- Стерплю эту повинность с большим удовольствием. Итак, что же в чёрном пакете?

Развязываю и отскакиваю от мерзкого запаха. Викарий победно глядит на моё ошалевшее лицо.

- Хуже, чем конский навоз. Правда, хуже?

- Конский навоз - просто чернозём по сравнению с этой мерзостью, мистер Уиттинг.

- Наконец-то вы хоть с чем-то соглашаетесь, дерзкий магрэкер. Ну что, решитесь взять хотя бы крохотный образец на анализ?

- У меня нет реактивов, мистер Уиттинг....

- А у меня есть! И у отца Брауна - тоже, но я понятия не имею, как заставить этого спорщика не вспоминать про Анну Болейн и не измерять длину Синей Бороды! Прекрасный поздний ужин... или ранний завтрак? Я ещё успею пройти незамеченным, - моя болтливая соседка в три часа ночи спит, как годовалый младенец. Всего доброго, и не забудьте про тротуар!

  

Глава шестая

Сапоги всмятку

Утром я просыпаюсь намного раньше обычного, - потому что спал всего час. Трудно назвать сном состояние, в котором дремотные мысли бродят туда-сюда, вокруг да около, и никак не могут прийти к более-менее внятному выводу. 

Впрочем, ясная голова без обязательной чашки кофе удивляет и радует. Предвкушаю занимательную уборку тротуара возле дома мистера Уиттинга -  с утра выпал первый снег.... Интересно, как долго этот снег продержится. И даже не снег, а лёд, успевший намёрзнуть на всех тротуарах города. 

Моё появление в мэрии вызывает бурю восторга - если можно так назвать смешки, беззвучные аплодисменты и перешёптыванья за спиной. Секретарша на лестнице хватает меня под руку и возбуждённо шепчет:

- Вилл, как бы я хотела секундочку побыть на вашем месте!

- Это ещё почему?

- Да потому, что у машины-чистильщика что-то заглохло. В арсенале городских служб остались только подручные средства. Песок и соль.

- Вот те на! - тут уж и я не удерживаюсь от смеха. - Можно воспользоваться телефоном?

- Спрашиваете! - она протягивает мне допотопную трубку и собственноручно набирает номер викария. - Не забудьте добавить «Ваше преподобие».

- Не изгаляйтесь, мэм, я на должности. Доброе утро, мистер Уиттинг!

- О, Вилл, как я рад вас слышать! Про поломку чистильщика уже гудит весь город. Берите и соль, и песок. Мне самому интересно, что лучше подействует. Мой тротуар похож на зеркало. Более того, в это зеркало что-то вмёрзло. Поторопитесь, моя супруга собирается на рынок.

Тележка на зимней резине - более местного внимания к деталям трудно себе представить. Получаю в распоряжение сапоги с антискользящей подошвой, два больших ведра с песком и солью, лопату, кирку, метлу и даже грабли.

- Если когда-нибудь всё это придумают доставлять дронами, то научно-технический прогресс одолеет ещё пару предрассудков. До вечера, мэм.

- Венди. Вы можете называть меня Венди.

- А полное имя?

- Гвендолин. Это семейное прозвище Стейси Кац.

- Эпично, Гвендолин. До вечера.

Я знал, у меня было это предчувствие палки о двух концах. Стейси Кац, что ж. 

Возле дома викария тротуар, и вправду, похож на каток. Мистер Уиттинг стоически расчищает садовые дорожки. При моём появлении заговорщически улыбается.

- Если замёрзнете, я вынесу вам чаю. Начинайте с соли.

Послушно киваю, щедро посыпаю корку льда солью и разметаю её вдоль тротуара. Мистер Уиттинг выходит за калитку с огромной лупой.

- Скорость реакции намного медленней, чем при поливе горячей водой.... Хм, хм, я так и знал. С удовольствием закипятил бы большой котёл, но счета за воду и так удручают. Как вы думаете, Вилл, на планете скоро иссякнут запасы чистой воды?

- Если учесть арктические и антарктические ледники, то не скоро. Правда, их таяние может превратиться в настоящее бедствие. Я думаю о другом. Почему бы вместо непомерных трат на военно-промышленные комплексы не вложить деньги в доставку пресной воды - туда, где она нужна больше всего?

- Вы знаете, я часто об этом думаю, но так и не прихожу к сколь-нибудь убедительным выводам. Хе, соль начинает действовать! Работайте лопатой, но негромко. Моя болтливая соседка ещё и пуглива. Вот что делает с людьми отсутствие веры.

Он возвращается в сад, кряхтя и тихонько напевая. Из дверей выглядывает миссис Уиттинг.

- Доброе утро, мэм!

- Доброе утро, Вилл! Если рынок сегодня не откроется, то я перестану верить в стоицизм наших горожан. О, кого я вижу на горизонте? Неужели отец Браун?!

- А ты думала, он забудет вкус твоих французских булочек, - ворчит мистер Уиттинг. - Господи, дай мне терпения! Вилл, делайте вид, что вы нас не слышите. 

Наш отец Браун совершенно не похож на добродушного честертоновского патера. Высокий и худой, он выглядит полной противоположностью маленькому, плотному викарию. Его широкое чёрное пальто вдохновенно развевается на ветру, словно крылья большой птицы. Шаг широкий и уверенный, глаза под шляпой сверкают неугасимым огнём.

- Доброе утро, и Богу слава за первый снег, - от зычного баса даже миссис Уиттинг прячется за дверью. - А, и вы тут, прохвост. Труд облагораживает человека. За что вас опять изгнали из рая бесполезных знаний?

- Поработать на благо грешной земли, святой отец. 

- Трудитесь, трудитесь. И хорошенько посыпайте солью, экономьте песок. Вы ничего не хотите мне сказать, мистер Уиттинг?

- А вы мне, святой отец? - викарий поглубже надвигает шляпу на глаза и внушительно выпячивает подбородок. Я киваю на полисмена у бакалейной лавки.

- Замечательно, пошумим в тепле. Дорогая, поставь чайник. Вилл, не смейте жалеть песка! Переломы шейки бедра в нашем возрасте могут быть смертельными. Вы проходите, проходите, святой отец. 

- Полно вам гневаться, мистер Уиттинг. Я, между прочим, наслышан о том, что у вас случилось. И пришёл предложить посильную помощь.

- Надеюсь, без историко-культурных экскурсов, - викарий косится на моё невозмутимое лицо. Отец Браун усмехается.

- Почему бы и нет? Этому вот неуку, - кивает в мою сторону, - тоже полезно послушать. Где ещё он услышит чудеса риторики? Севилья... . Знаю я вашу Севилью. Там ничего путного не рассказывают, только показывают. Настоящие католические философы выжили только в Великобритании. В условиях, так сказать, определённых притеснений. 

Вдохновенно посыпаю песком тротуар, стараясь не пылить на ботинки отца Брауна. Мистер Уиттинг изучает горсть песка под лупой и удовлетворённо хмыкает. 

- Перемешать его с солью, и все дела. Вилл, что там подо льдом?

- Да ничего особенного. То же, что и на обуви. 

- А периметр?

- Неопределённый. Как будто расхаживали туда-сюда вдоль вашей калитки. Потом следы обрываются в одну и в другую сторону.

- То есть, ваш посетитель был исключительно нетерпелив? - уточняет отец Браун.

- Наоборот, исключительно расчётлив. Пойдёмте, я всё вам покажу. И вы, Вилл, поторопитесь. Дело не терпит отлагательств.

Утренний холод побуждает проворно управиться с тротуаром и даже смести лёд в специально предназначенный пакет. Миссис Уиттинг спешит открыть мне сарай для реманента. С некоторых пор жители нашего города опасаются оставлять вещи без присмотра.

В доме пахнет печеньем и хвоей. Миссис Уиттинг очень чувствительна к посторонним запахам, постоянно что-то проветривает и освежает. Гостиная с растопленным камином уже гремит очередной дискуссией.

- И всё-таки согласитесь, святой отец, что повторное замужество испанской принцессы было, мягко говоря, неразумным шагом!

- А вы считаете, что Синюю Бороду остановило бы хоть что-то разумное?

Сажусь с краю и отрешённо созерцаю, как миссис Уиттинг с едва сдерживаемой иронией разливает чай по чашкам. Отец Браун хлопает меня по плечу.

- Чего молчишь, умник? Я бы хотел услышать твоё, так сказать, независимое мнение.

- Коль уж так, тогда слушайте и не обижайтесь. У праведника Генриха родился грешник Генрих. То есть мы наблюдаем опровержение расхожей мысли о том, что яблоко от яблони недалеко падает. Как вы это объясните, святой отец?

- А почему сразу «святой отец»? - обиженно надувает губы мистер Уиттинг. - Я объясню, и не менее основательно. Всякое бывает. Вас устраивает такой ответ, святой отец?

- Абсолютно. Я даже не стану обвинять несчастных женщин в развращении доброй монаршией воли. Потому что аппетиты этого короля было так же трудно укротить, как и аппетиты его дальнего родственника, короля Франциска. И тем не менее, в душе Генрих Седьмой остался католиком. Иначе зачем ему было убивать надоевших жён? 

Я задумчиво помешиваю чай. Может, он намекает на Касю, которая так и не уговорила меня надеть ярмо, которое невозможно стащить? Она была хитра, очень хитра, и не настаивала... .

- После ваших дискуссий начну собирать коллекцию крупногабаритных монархов. Мода на ширину плеч в шестнадцатом столетии была удручающей.

- Вот-вот, и я о том же, - бурчит отец Браун. - Кстати, мистер Уиттинг, в баре по соседству с моим домом какие-то недоучки постоянно заказывают «Кровавую Мэри». А потом вываливаются на тротуар в невменяемом состоянии. Правда, Вилл?

- Регулярно. Это наш любимый севильский напиток. Видать, водка плохая. Или много пьют.

Отец Браун пристально вглядывается в моё смеющееся лицо.

- Ну-ка, ну-ка, уточни, какой должна быть водка для «Кровавой Мэри»?

- Не палёной, святой отец. И не жёсткой. Томатный сок поднимается наверх стакана, джин остаётся внизу. Пить через трубочку и понемногу. Обязательно закусывать лимоном. 

Отец Браун и мистер Уиттинг многозначительно переглядываются. Миссис Уиттинг хихикает и наливает мне полную чашку чая.

- Вилл, перестаньте пугать. Объясните с точки зрения вашей любимой психологии.

Агамс. Они-таки взялись за мои болевые точки. Я бы хотел рассказать, но только не им.

- Пугать? Да вы что, миссис Уиттинг.... Это монаршие дело - стращать и миловать, а мы с вами всего лишь простые подданные. Если с точки зрения психологии, то всё просто. Дочь мстила за поруганную честь матери. Очень по-испански. Растения не прижились, не та почва. С Елизаветой всё вышло как нельзя иначе.

- Более чем внятно. Правда, наши диспуты не иссякнут, но споры на этой земле - очень и очень плодотворное дело. На том и стоим. Берите печенье, не стесняйтесь. А вы не смотрите на меня так, святой отец. Екатерина Арагонская, Мария Тюдор, Елизавета Тюдор. Мария Стюарт, наконец. Стремленье выжигать и выпиливать несогласных, увы, не знает границ и времён. 

- Не знает. Показывайте ваши ужасающие сапоги.

Мистер Уиттинг берёт с полки фонарь и ведёт нас в кладовую. Долго гремит ключами, вздыхает, кряхтит, но наконец-то дверь поддаётся. В кладовой полумрак, запах сыроватый, но приятный.

- А где же злосчастный пакет? - отец Браун пристально глядит по сторонам. Викарий лезет в угол и достаёт пакет, крепко замотанный скотчем.

- Я сделал всё возможное, чтобы запах не распространился, но, боюсь, миссис Уиттинг всё равно унюхает. Эти поганые флюиды склонны забиваться в малейшие щели, как домашние насекомые. 

- Вильгельм, держите фонарь, - отец Браун достаёт из кармана несессер. Викарий ошалело глядит на содержимое.

- Замечательная модификация средневековых методов дознания. Позвольте, а клещи вы изготавливали на заказ?

- Это не клещи. В конце концов, наденьте очки. Сколько можно стесняться плохого зрения в вашем возрасте...

Он аккуратно снимает скотч, слой за слоем, развязывает пакет, вынимает содержимое и протягивает один сапог викарию. Тот в ужасе отшатывается.

- Да вы что! Я сделал всё возможное, чтобы не повредить слой грязи, а вы... Своими лапищами...

- У страха глаза велики. Берите. Потом сравним наши суетные домыслы. А вы, неук, скажите мне, будьте так добры: как с точностью определить отпечатки пальцев на грязных сапогах?

- Снять слой засохшей грязи, потом найти нужные отпечатки со внутренней стороны слоя.

- Удивительно. Он ещё что-то соображает. Что ж, снимайте, у вас пальцы тоньше. Мои ведь предназначены только для того, чтобы огнемёт держать.

Выпячивает губу почти с тем же выражением, как у мистера Уиттинга. Глубоко вдыхаю, чтобы не смеяться и не сбивать точность движений рук. Первый кусок подаётся, как по маслу. 

- Аккуратней! - шепчет викарий. - Вы только посмотрите, на что похожи мои сапоги! Это же самый настоящий кракелюр из яйца бронтозавра!

- Тираннозавра, - язвительным тоном изрекает отец Браун. - Правда, умник?

- Вы бы не могли перестать насмехаться над моими версиями хотя бы на минуту?

- Э, нет, я жажду отмщения. И мистер Уиттинг - тоже. Правда, мистер Уиттинг?

Викарий с готовностью кивает, но держит фонарь так, чтобы я не ошибся в движениях. Спустя четверть часа все куски грязи лежат в плотно закрытой коробке. 

- Ну что ж, прекрасная обстановка для дальнейших рассуждений, - резюмирует отец Браун. - Итак, бродячий потомок младшего сына Дон Кихота Ламанчского, мы вас внимательно слушаем.

Откашливаюсь и усаживаюсь на перевёрнутую колоду так, чтобы оказаться между двух огней.

- Мистер Уиттинг, позвольте узнать, когда вы последний раз видели свои сапоги... хм, чистыми?

- Вы хотите сказать - испачканными гумусом из моего сада? Перед тем, как вымыл их начисто под струей из шланга. У меня превосходная система домашнего водоснабжения. 

- Мистер Уиттинг, я ценю ваши старания, но где же вы оставили свои чистые сапоги?

- В прихожей, - там, где им надлежит быть. Дверь была заперта на ночь. Никаких следов насильственного проникновения. Удивлены?

- Ничуть. А вы проверяли наличие стёкол в рамах вашей... хм, прихожей?

- Представьте себе, да. Все стёкла на месте. 

Я встаю и почти вприпрыжку бегу в прихожую. За спиной звучит смех на два регистра - верхний и нижний. Музыка победного марша. Может, я всё-таки выучусь не ругаться, даже мысленно?

- Миссис Уиттинг, могу я попросить вас об одолжении?

- О да, Вилл. Не обращайте внимания на этих хохотунов, я уже привыкла. Что вас смущает?

- Хотелось бы узнать, что смущает вас, как хозяйку дома, в этом окне.

Миссис Уиттинг достаёт из передника очки, тщательно протирает и водружает на нос.

- Я точно помню, что на прошлой неделе заклеивала штапик. Знаете, что-то вроде клея «Минутка» или как его там.... Уговорили взять на пробу. Очень быстро схватился, но... Господи правый, ну что за обманщики! Вы только поглядите, Вилл! Он рассохся! 

Сверкая глазами сквозь очки, она поднимает штапик, словно карающую длань.

- Пробник. Представляете, что случилось бы, если б я взяла целую банку? Ничего, ничего, я сохранила тюбик и устрою этим базарным дистрибьюторам нешуточную головомойку. Весёлого вам расследования!

Возвращаюсь в гостиную. На столе - три стакана с домашним яблочным соком.

- Охладите свой пыл, юноша, - торжественно изрекает мистер Уиттинг. - И послушайте, что я вам скажу. Сапоги были найдены в испачканном виде, на том же месте - ровно на том же месте, заметьте! - куда я их ставлю обычно. Если бы не нюх миссис Уиттинг, я бы ни за что не решился выйти из дома ночью. Репутация, знаете ли, важней, чем страх темноты.

- О да, безусловно, - отец Браун достаёт из кувшина красную и белую розу. - Взвесьте.

- У вас есть аптекарские весы?

- Обижаете! - мистер Уиттинг тотчас же спешит к тумбочке. - У каждого уважающего себя викария обязаны быть аптекарские весы. И вам советую приобрести, не пожалеть денег. Я не знаю лучшей тренировки мыслительных способностей. Прошу. 

Отец Браун одним движением срезает стебли у цветков и протягивает бутоны мне.

- Можете не пересчитывать, они полностью идентичны. Один сорт, разный цвет. 

Кладу розы на весы. Идеальный баланс. Созерцать бы и созерцать до утра.... Лёгкий щелчок по носу отвлекает меня от глубочайших раздумий.

- Вилл Боткинс, что вы делаете, когда вам выпадает большая честь?

- Начищаю ботинки, чтобы бежать куда подальше.

- На сей раз вам придётся бежать в другую сторону. Билет на выходные в столицу и ключи от квартиры вашего прапра.... В общем, жил там несколько сотен лет назад один прохвост, уж очень похожий на вас. 

Великолепно. Они ещё и за мою родословную взялись. Латыш я, или где, в конце концов?

- Куда сгинули его кости, одному Богу известно. Умер своей смертью, - не глядите на меня такими страшными глазами. В глубокой старости, мире с собой и со всем миром. Вот такой был ваш славный предок. Идите же! И не забудьте о тротуарах!

Итак, они решили как можно скорее от меня избавиться. Что ж, логично, как сказал бы один мой знакомый психотерапевт. Осталось подумать над предложением Касе. Я, правда, хочу видеть лицо её отца при этом.

Сегодня у меня нет денег на резиденцию архиепископа Кентерберийского. Придётся идти в хостел за вещами, заодно, сообщить Гасе о том, что я, к примеру, отправляюсь в кругосветку. Нет, не покатит. Мне аннулировали визу. Слишком кардинально. Тогда что же?

Я не один человек с дурной репутацией на этой улице. У неё бледные джинсы и такого же цвета рубашка с холщовой торбой-рюкзаком.

- Мисс, эй, мисс! Какую отмазку придумать местным для отъезда в столицу?

- Никакую, - отвечает сонным голосом, не оборачиваясь. - Скажите, что там у вас друг Саша.

- И всё?!

- И всё. Просто скажите это. У вас обязательно получится.

Не знаю, что за ведьмы бродят здесь по ночам, но у меня, и правда, получилось. Странно, что она такая худая. Наверное, потому, что в Хоршеме ночью не работает ни одна пиццерия.

Глава седьмая

Полдень Гуано

Привокзальная площадь - самое унылое место Хоршема. Казалось, оно должно быть самым оживлённым, но никто не спешит здесь надолго задерживаться. Поезда приходят с удивительной точностью. Правда, некоторые - вроде меня - не устают путать время, место и другие обязательные принадлежности делового человека.

До прихода поезда целых полчаса. Поэтому я спокойно могу посидеть на скамейке и подумать с альбомом и карандашами. Прохожие опасливо поглядывают в мою сторону, но быстро, очень быстро проходят мимо.

Кто-то хлопает по плечу. Поднимаю глаза. Из-под жёлтой кепки на меня глядят блестящие раскосые глаза Гуано.

- Здесь нельзя спать. Вставай, мне надо убрать.

- Вечно ты со своими швабрами не вовремя. Слушай, вопрос есть. Ты в туалетах убирал?

- Говно вопрос, чувак. Убирать, конечно. Вонять очень, но я убирать и не плакать. Глаза есть, уши болеть, живот крутить, а я смеяться и петь песни Хо Ши Мин.

- Морковка ты тёртая. Ничего, ничего, придёт злой Джеймс Бонд и сожрёт все твои пряности.

- Не сожрать, я много перца бросать. Что такое, Хо Ши Мин песни нельзя петь... Я просто петь, ничего не выдумывать. Мой папа петь, мой мама петь, мой бабушка, дедушка петь, мне так легче жить. В туалете что скажешь петь? Буду гимны петь, прибежать и голова в туалет засунуть.

- Где твой комсомольский значок? - вопрошаю строго, будто на линейке. Гуано хихикает.

- Один турист подарить, очень просить. Я себе ещё купить, а он мне вот что подарить.

Достаёт из кармана платочек, вышитый иероглифами. 

- Знаешь, что здесь? Никто ни за что не прочитать, один я прочитать. Вставай, мне скамейка помыть надо.

Бормоча под нос ругательства, встаю и складываю альбом с карандашами в дорожную сумку. Гуано щедро поливает губку мыльным раствором и начинает драить скамейку. 

- Он сидеть здесь и спать, а нельзя тут спать, - заводит негромкую, но заунывную песню, - он сидеть здесь и есть, а нельзя тут есть. Хочешь есть или спать, отправляйся гулять. Посидеть, посмотреть, и по городу гнать. Кофе хочешь?

- Да пошёл ты, - говорю беззлобно. - Глянь вон на ту скамейку. Неужто Дурак с Тупым?

- Они самый, - смеётся Гуано. - Третий час тут сидеть и смотреть в один точка. Я время засекать, интересно, сколько будут смотреть. У них в мусорка макарон китайский, целый коробка. Говорят, плохой макарон. Я есть, ничего, хороший. 

Радостно укатывает на щётках-роликах в сторону, противоположную от вокзала. Подхожу к Тупому и Дураку, щёлкаю пальцами. Поднимают на меня красные, бессмысленные глаза.

- Умник, сделай что-нибудь. Мы застряли. С-сильно...з-застряли. 

- Подняться можете?

- Неа. С-сильно, говорю, з-застряли. Посмотри под скамейку. 

Отхожу, наклоняюсь и тут же распрямляюсь со страшными глазами.

- Долбодятлы! На кой вы... блин... вы хоть понимаете, что с вами теперь будет?!

- По-понимаем. Как вынуть яйца из этой хрени?

- А на хера вы их туда совали?!

- Они сами там застряли! Не знаем, как! У Тупого - левое, у меня - правое! Эта скамейка заколдованная какая-то! Что теперь будет, а? 

Торжествующе складываю руки на груди.

- Кто спёр сапоги у викария?

- Умник! Пощади!

- Я спрашиваю - кто?!

Дурак обречённо глядит себе под ноги. Тупой считает ворон в небе над площадью.

- Значит, так. Идёте к мистеру Уиттингу и всё ему объясняете. Как продавали миссис Уиттинг клей отвратительного качества. Как надевали сапог на одну ногу, а кроссовку - на другую. А потом рассказываете, как безуспешно топили сапоги в общественном туалете.

Типочки переглядываются, пробуют встать и взвизгивают в два голоса. 

- Орхит лечится? - жалобно спрашивает Дурак. Тупой всхлипывает, но упорно ёрзает. 

- Не ёрзай. Аккуратно повернись вокруг своей оси. Вот так. Теперь в другую сторону. Молодец. Поднимайся.

Не веря долгожданному счастью, Тупой и Дурак очень медленно и осторожно поднимаются со скамейки. В обоих парах глаз прочно застыла вселенская печаль.

- Спасибо тебе, Умник. А что, в городе тротуары очень грязные?

Отделавшись от типочков, бегу на прибывающий поезд и жую купленный по дороге бутерброд. На бегу задумываюсь о том, что зря отказался от Гасиных двойных с колбасой и сыром, но тут же ловлю себя на мысли о паранойе. В самом деле, не лишать же мелких торговцев уличной едой их законного заработка.... Я-то и сам уличный. Кто? Подумаю по дороге в столицу.

Вскакиваю в первый подвернувшийся вагон. Сую карточку для оплаты билета и безо всякого удивления вижу отчёт о сбое в системе. Как у всякого добропорядочного туриста, наличные с собой, хотя не факт, что бумажные деньги в ходу. Заяц с деньгами на билет - отличная находка для контролёра.

Надеюсь, меня не высадят на первом же полустанке. Дожёвываю бутерброд, запиваю водой и с чистой совестью засыпаю, как только поезд набирает разгон.

Сны в поезде - не менее захватывающая штука, чем путешествие. Время от времени просыпаюсь, поглядывая на живописные пейзажи. Потом снова уплываю в страну моих собственных мыслей, недожёванных за полдня.

- Здравствуй, маленький зайчик, - ласковый голос в тумане. - Я знаю, что мама выслала тебе твою законную миску супа. Поэтому не стану отбирать её у тебя, как это делают голимые мусора. Узнаёшь меня, зайчик?

Если бы я мог открыть глаза, то сделал бы это сразу же, - при звуках голоса, которого я никогда не слышал, но сразу же узнал. Правда, мои глаза открыты даже во сне, - так зачем напрягаться?

Он смотрит на меня из-под шляпы набекрень, сквозь мутные очки с толстыми стёклами.

- Да, я тот самый Безжалостный Убийца. Можешь меня поймать, если хочешь.

- Я доказал опытным путём, что тебя не существует. Ты всего лишь собирательный образ идеального злодея. И больше ничего. Уйди, ты мешаешь мне думать.

- Зря, маленький зайчик. Я не хочу не существовать. Более того, я хочу, чтобы существовал ты. Что такое Идеальный Злодей без Идеального Детектива? Мне скучно жить, когда за мной никто не гоняется. 

- То есть, ты хочешь попасть в тюрьму?

- Мы все в тюрьме. Иногда я предпочитаю сменить место жительства, но... большой-большой секрет. Меня не посадят.

- Знаю. Так чего ты хочешь?

- Острых ощущений. Скучно жить. Поэтому я не буду тебя убивать. А знаешь, почему меня не посадят? Потому что я хорошо делаю своё дело. Так же, как и ты. Отличие - в благах, которые мы получаем. Ты, Идеальный Детектив, метёшь улицы. Я, Идеальный Злодей, ем деликатесы в дорогих ресторанах. Я ещё и Ленивый Злодей. Предпочитаю, чтобы правда сама меня нашла. И сделала со мной то, что считает нужным. Например, ты стукнул Говнюка. А я лучше Говнюка, потому что не прошу тебя продать душу дьяволу. Я вообще ни во что не верю, кроме правды.

- Интересно. Потому ты постоянно подбрасываешь мне наводки на самого себя?

- Почему бы и нет? Все Идеальные Злодеи сотрудничают со следствием. Более того, выбирают, с кем сотрудничать. Я выбрал тебя, потому что ты не полицейский, не шпион и даже не сексот. Идеальный Детектив! Прошляпил свои медицинские способности, упорно копаешься в псевдонаучных знаниях. Непрестижное отклонение - иметь лирический склад ума. Или гуманитарный? Как у вас там говорят, чтобы возвеличить собственное бессилие перед цифрами? 

- Не ёрничай. Тебя разменяли, как целковый по алтынам.

- Крольчонок, я всегда на несколько шагов тебя опережаю. Возможностей больше. Ты же видишь, людям больше нравится убивать друг друга. Я всего лишь делаю хорошо то, что они делают плохо. Не вешай на меня сразу всё, Идеальный Детектив. Иначе я в тебе разочаруюсь. У меня нет привычки загаживать своих жертв, мне за это не платят. Поверь, я ничего не чувствую, когда лишаю их жизни. Совершенно ничего, кроме глубокого удовлетворения от проделанной работы.

- Высказался? А теперь выйди из поезда. Иначе я начищу тебе рожу. 

- Давай. Я жду.

Вскакиваю с занесённым кулаком... и тут же просыпаюсь. Скотина! Где же он?! Сиденье напротив пусто... В голове и глазах - туман. Поезд застыл на каком-то полустанке, но в следующую секунду трогается с таким рывком, что я падаю обратно на сиденье.

Так и есть. Я начинаю сходить с ума. Только потому, что не решил эту проблему заблаговременно.

Мерный перестук колёс понемногу сравнивается со стуком сердца. Вот он я какой. Взял да и сложил во сне портрет Идеального Убийцы. За полчаса сделал то, на что в Лондоне потратил полмесяца. Это банально. Это до ужаса банально, а чего я хотел? Эксклюзива? Кто, я?

- Вам нехорошо? - чья-то рука ложится на плечо сзади. Вздрагиваю и оборачиваюсь. Тин-Тин, пассия Буль-Буля. Невероятная чернокожая красотка, за которую я отдал бы половину стипендии, но её отец в Руанде вдесятеро богаче декана Принстонского университета. 

- О, привет. А ты почему здесь? Поссорилась с Буль-Булем?

Улыбается так ослепительно, что меня накрывает де-жавю.

- Я и не мирилась. Буль-Буль - бабник и жмот, не верь в сказки про его одиночество.

- Как тебя зовут?

- Тикки. Это прозвище. Имя ты не выговоришь. Очень длинное и с глубоким смыслом.

- Знаешь, куколка вуду, мне сейчас не до шуток. Здесь был один тип. Ты не видела, в какую дверь он вышел?

- Вилл, ты съел очень плохой бутерброд. Слышал про бутербродные лотереи?

Тэкс, я, кажется, понял, кто шёл впереди меня от дома мистера Уиттинга почти до самого хостела. Достаёт из кармана зеркальце и приглаживает пальцами взъерошенные кудряшки. 

- Почти как рыба фугу, но это следующий уровень. Заказывают лотерею, а потом пишут в газетах о том, как они круто оторвались. А что тебе снилось?

- Крейсер "Аврора". Тикки, у тебя есть разрешение на владение оружием?

- Тремя видами, одно из них - отравленное копьё. Продавец тоже что-то съел. Я видела его глаза. 

Вглядываюсь в её блестящие, идеально светлые белки. 

- Ты ведь окулист? И хорошо видишь?

- Учусь на окулиста. А что нужно увидеть?

- Ничего, кроме лежачего полицейского. Расскажи хоть-что нибудь, пока принесут кофе.

Вы будете смеяться, но в хоршемском поезде на Лондон кофе никогда не принесут. 

- Меня всегда интересовали глаза людей. Размеры зрачков, их мутность, интенсивность блеска говорят намного больше, чем ненаучные объяснения моего папы-людоеда. Он уверяет, что глаза белого человека, который увидел ожерелье из крысиных черепов, не нуждаются в закапывании атропина. 

- Упс..., - пересаживаюсь на сиденье рядом с Тикки. - Твоего папу никогда не посадят?

- По законам его страны - нет. Считай его меню деликатесным по тамошним меркам, только и всего. Мы в ссоре, но он платит за мою учёбу. И не смотри на меня так, папа не торгует консервами из человеческой печени. Говорю тебе, это деликатесное меню. Традиция, которую невозможно изменить.

Оглядываюсь по сторонам. Кто в телефоне, кто в газете. Тема нашего разговора кажется незначительней, чем мошка на стекле вагонного окна.

- Ты ещё удивляешься? Посплетничают и перестанут. Папа обещал сожрать Буль-Булю ягодицы, если он меня тронет. Хочешь, погуляем по центру города вдвоём?

Вот те на.... Никогда в жизни не ходил с охраной, но чтобы такая охрана.... Пристально изучаю её белый брючный костюм.

- Ты бы переоделась. На улице отвратительная погода.

- У меня всё с собой, - хлопает по саквояжику. - А это понты. Или как там у вас говорят?

Я рад, правда. Ведь она, кажется, намерена прописать мне очки с поляризационным эффектом.