10. Бездельник со стажем
Посвящается тем, кому всегда есть чем заняться
на обломках цивилизации.
В дыму не очень дышится,
но пахнет всегда одним и тем же
Глава первая
Синдром Перебздела
В самые мирные часы глубочайшего философского спокойствия меня не посещает ничего, кроме ощущения чего-то забытого. Элисон уже привыкла и даже не удивляется, когда я начинаю методично рыться в медицинской энциклопедии.
- Это не склероз, детка, - вздыхаю. - Так, память освежаю, чтобы не заветрилась. Предчувствие чего-то важного.
- Мог бы и не говорить, - Элисон с выражением неподдельной заинтригованности смотрит в окно. - Угадай, кого к нам тащат в состоянии доселе невиданного депрессивного эпизода.
Отшвыривая в сторону медицинскую энциклопедию, подбегаю к окну и едва не пританцовываю на своих затёкших двоих.
- А в чём это у него рука, дай-ка мне театральный бинокль….
- В чём бы ни была, но выглядит чрезвычайно живописно.
Длинная и очень фактурная рука Чиполлино, залитая во что-то светло-коричневое с глянцевым блеском, безжизненно свисает из-под белой простыни. Хетти несгибаемой, уверенной походкой чешет впереди, крепко вцепившись в носилки руками, перебинтованными по-боксёрски. Лиз - и я едва бы в это поверил, если бы не видел собственными глазами - идёт в головах, держа руки с носилками очень прямо. Её лицо под чёрной фетровой шляпкой очень бледно, а губы плотно сжаты.
- Элисон, - шепчу, прижимаясь ко лбу стеклом, - что мы будем с этим делать?
- Лечить, само собой разумеется. А ты надеялся, он придёт сюда с вилами, обмотанными лапшой и свежей зеленью? Как бы не так! Пусть скажет спасибо, что его нашлось кому сюда дотащить. Немедленно иди помоги дамам!
Кряхтя и почёсывая поясницу, выхожу в подъезд нажать кнопку лифта. Пронзительные стоны Чиполлино слышны даже с десятого этажа.
- Я сам, сам, у меня ноги ходят! Боткинс, ты меня слышишь, гад? Я тебя вот этими вот руками…. если поднимусь, я тебя…. Где ты постиг дзен, признавайся? Тоже туда хочу! Там тебя вкусно кормят моими сапогами?!
- Фу, скандалист, - Хетти резво взбегает до пятого этажа и машет мне перебинтованной рукой в лестничный пролёт. - Всего-то и нужно было…. что собрать пазл для годовалых медведей…. знаете, такой крупный, немножко разноцветный, если хорошо присмотреться….
- Очень даже разноцветный, - Лиз обмахивается павлиньим веером, перевязанным алой лентой. - Просто у Чиполлино нарушилось восприятие цветовой гаммы, а к вашей старой подруге он идти напрочь отказался. У него полно кармических страхов…
- Чего-чего? - неторопливо, но уверенно спускаюсь ей навстречу. - Лиз, ты где постигала дзен эскапизма от реальности в глубинах современного искусства?
- Вечно вы спросите что-нибудь такое, на что даже у меня не находится ответа, - Лиз обиженно надувает алые губы, достаёт пудреницу и яростно стирает помаду. - Я похожа на бабушку Чиполлино?
- Никогда не видал бабушку Чиполлино, - зато представь, как ему было приятно в твоём обществе по дороге сюда. Он чувствовал, что не один в этом мире. Созерцать ягодицы любимой женщины, даже в белом халате, знаешь ли, не самое весёлое занятие. Когда нос боишься высунуть из-под крахмальной простыни.
Чиполлино, ругаясь на чём свет стоит, затаскивает носилки до десятого этажа на собственной спине.
- Прости, Желудок, - шепчет, упираясь лбом в стену. - Я всё понял, но от этого моя депрессия не стала менее глубокой. Наоборот, я чувствую, что в ближайшие дни даже не подниму задницы с дивана. И делайте со мной что хотите, я неизлечим вашими методами.
Лиз и Хетти буквально вталкивают его в нашу прихожую. Элисон оглядывает его с головы до ног, уперев руки в боки.
- Был тут один такой, - кивает в мою сторону, - ничего, ходит и даже книжки читает. Про особенности схождения-развала ягодичных мышц. Пусть объяснит тебе на досуге, как это связано с проблемами пищеварительной системы.
- Как бы ни было, мне всё равно, - Чиполлино укладывается в прихожей на пол головой к выходу. - Хетти, может, ты что-то сделаешь с моими руками? Лиз мне как-то неудобно просить….
Поднимает руки в одинаковой глянцевой заливке по локоть.
- Угадайте, что это, если память вам не изменяет.
- Ох-ох, даже кусочек отковырнуть жалко, - Элисон принюхивается, невольно сглатывая слюну. - Домашний, ручной работы, а я только что села на диету после отпуска в тропиках…. Лиз, неужели ручная работа важнее спокойствия твоего недруга?
- Ну, мы почти подружились, пока он складывал пазлы, - Лиз отчаянно трёт нос, но всё-таки чихает. - Я сама их придумала, из остатков старых сапог, сваленных в одну кучу на заднем дворе больницы. Не знаю, отчего ваш Чиполлино так взъерепенился. Можно подумать, он впервые видит сапоги со сломанным замком.
- То-то и оно, - вздыхаю, тыча носком в плотную подошву Чиполлино. - Пяточные рефлексы совсем угнетены…. Элисон, я не берусь лечить больного с угнетёнными пяточными рефлексами.
- Я ноги не мыл три дня, - бурчит, не опуская рук. - Эти ваши…. ладно, наши пазлы…. меня совсем из колеи выбили. Я всё не так себе представлял. Этого не должно было случиться.
- Ух ты, ух ты, - поглаживаю его по плотно завитым волосам. - Когда я орал твоему самому рукастому папашке прямо в ухо, что я услышал в ответ? А верней, увидел спустя некоторое время? Показать, или сам скрутишь?
- Не добивай, - стонет Чиполлино. - Я буду лечиться. С чего начинать?
- С перемещения в более комфортное горизонтальное положение, - Элисон показывает Лиз и Хетти, как нужно взять под руки Чиполлино, чтобы глянцевый слой на его руках не треснул ни в одном суставе. - Можешь не разуваться, твои подошвы удивительно чисты, словно подбиты насвежо.
- Так и есть, - ворчит Чиполлино. - Содрали, подбили, сказали не позорить папу с мамой. А я и не позорил, у меня под ногами что-то разъехалось. Пол был очень скользкий.
- Знаю, знаю, - кладу ему на лоб грелку со льдом. - Нельзя так много думать, сосуды могут лопнуть в неожиданных местах. Например, в тех, которые отвечают за чувство насыщения.
- Можно подумать, ты насытился, - шипит Чиполлино, почёсывая щиколотку под заскорузлым носком. Хохочу ему в ухо.
- Да я только жрать начал, и твои папашки-мамашки безумно этому рады. Теперь я всех займу и сам займусь настоящей работой. Лиз, у тебя очень хорошо получается делать зарисовки с натуры. Есть идеи?
- Полно, и все платонические, - Лиз распаковывает чемоданчик с малярскими принадлежностями. - Уж лучше я послушаю ваши комплименты, чем домыслы моего папы о современном искусстве позапрошлых веков.
- Да ты повзрослела, девочка моя, - чмокаю её в плотно напудренную щёку. - Жаль, твой братец посерьёзнел, а то бы мы…. Эх, молодость! Элисон, ты можешь надеть свои роговые очки, тебе очень идёт.
- Не подмазывайся, - раскрывает большой блокнот, глядя на безучастное лицо Чиполлино. - Когда это началось?
- Судя по вкладкам в его неподбитые ботинки - веков этак двадцать с лишним назад, - Хетти достаёт из медицинской сумки толстый учебник и невозмутимо пересчитывает вырванные странички. - Видишь, какие твои братцы находчивые. Даже не разорвали на клочки, не съели ни одного самого вкусного кусочка, перемазанного вареньем из булочек.
- Гады, ненавижу, - шипит Чиполлино. - А я пахал….
- А ты нахал, - с необычайной ласковостью в голосе изрекает Хетти. - Надо же, заявиться в палату к больному и вывалить ему список грехов, будто у тебя самого за спиной крылья выросли….
- Я только спросить хотел, - ноет Чиполлино. - А у кого ещё спрашивать, если все ходят и загадочно улыбаются, как это у нас принято испокон веку?
- А чем им ещё заниматься, когда перед глазами уже несколько веков - бессмертный пример философского спокойствия? - Лиз делает первые решительные штрихи остро наточенным карандашом. - Думала-думала, за что её так из раза в раз, пока не увидела, как у Чиполлино разъезжаются ноги на совершенно ровном, но скользком полу. Знаете, что он сделал, когда встал со шпагата? Взял мою самую крупную малярную кисть, отправился в галерею для дебилов - есть там такая, для снятия стресса - и начал дорисовывать усы с бородой. Совершенно неоригинально.
- Я бы сделал оригинально, только меня схватили под руки, поволокли в кухню и там угостили по самые локти. А потом посадили застывать перед её глазами. Там меня и накрыло с головой. О чём я только не передумал….
- Хотя бы о том, что картина не виновата в разнице скоростей, - Хетти, зажав нос прищепкой, стаскивает с него ботинки. - О Господи, доктор Боткинс, дайте мне перчатки. Можно нестерильные. Да что угодно, лишь бы упаковать всё это так, чтоб в доме не воняло….
- Да, действительно, - Элисон чихает до слёз в глазах. - Это первый депрессивный эпизод в твоей безмятежной луковой жизни, сеньор Чиполлино?
- Вы просто созданы издеваться над мужчинами, - бормочет Чиполлино, дрыгая пятками в приоткрытую форточку. - Да, это первый случай, когда я впал в острое нежелание что-либо делать и склеивать пазлы намертво. А не берёт их клей, даже самый монолитный!
- Ну и пусть, - усмехается Хетти. - Мы уже не первый век отлично живём, прочно расклеенные.
- Да я тебе! - вскакивает Чиполлино, потрясая глянцевыми руками. - Варварская твоя душа, так и знал, так и чувствовал! Отлично живут, да чтоб я так не жил! Что вам ещё надо в этой жизни, кроме втыкания в стенку, а?! Для такого счастья надо было нам всё развалить?!
Падает на диван и замирает с руками, воздетыми к потолку.
- Ты так ничего и не понял, прогульщик уроков по философии жизни в Ближнем Заполярье, - Хетти укрывает ему ноги пледом и плотно укутывает. - Посмотри ещё раз на свои руки. Что видишь?
- Руки, - бурчит Чиполлино. - В дерьме.
- Вау! - хватаю его за ухо и шепчу как можно громче. - А может, это шоколадное масло, сынок?
- Нет, дерьмо, - вздыхает. - Самое настоящее дерьмо, в котором я рылся месяцами. Хетти, прости меня, пожалуйста. Может, у меня и правда, зрение того…. сместилось куда-то? Лиз, там ведь такая славная палитра цветов, как я раньше не замечал….
Лиз поворачивает к нему рисунок с руками, держащими глобус.
- На твоих руках - прекрасный материал для идеи детской раскраски.
- Сказка про какашку, - плачет Чиполлино, - значит, её написали для таких непроходимых идиотов, как я…. Хетти, я мог бы написать лучше, но с кухней я дружу от природы. Можно, я что-нибудь приготовлю…. ногами?
Встаёт и осторожно проходится по комнате, наступая на пятки.
- Нет, нет, больно, у меня, наверное, шпора в обеих ногах, - укладывается обратно на диван и с мольбой глядит на Элисон. - Вы же лечили этого нашего…. певуна с яйцами на харе. Он остался очень недоволен, зато здоров, как бык. Что вы ему сделали?
- Ничего, - пожимает плечами Элисон. - Познакомила с самим собой, это было удивительное открытие. В ушах звенит?
- Не то чтобы, - вздыхает Чиполлино. - Я сам с собой познакомился недавно и чуть не умер от глубокого разочарования. Если бы не Хетти….
- Если бы не Хетти, яичный слой на светлом образе вашего певуна превратился бы в прочное темперное покрытие, - констатирует Лиз, делая первые росчерки цветными карандашами на глобусе. - Я посмотрела и удивилась, как его не растрескало лет десять назад. Громко отпадало?
- С ужасающим треском, - вздыхает Хетти. - Зато какой эффект, сколько позы….
Чиполлино возмущённо глядит в её безмятежное лицо.
- Только не улыбайся так…. нет, вот так…. о, это будет накрывать меня всю жизнь, Боткинс! Ну почему, скажи, почему?!
Лиз молча суёт ему альбом истории древних искусств.
- Вдохновение накрыло, а это неизлечимо, правда, Элисон?
- Правда, - вздыхает, поправляя роговые очки. - А кто ж любит слушать правду, когда всё так блистательно получилось?
Чиполлино сползает с дивана и медленно продвигается к туалету на четвереньках. Элисон открывает ему дверь и долго созерцает, как он прижимается щекой к унитазу - то одной, то другой.
- Холодненький, - шепчет сквозь слёзы, - родненький, и даже не прохлорированный до самых глубин трубных…. Чистейший домашний нашатырь. Возьмите меня к себе на практику, я буду слушать весь психосоматический бред без единого возражения.
- А вот это напрасно, - Элисон кивает в мою сторону. - Он возражает, и очень продуктивно. Твоя специализация?
- Проктология на выходе, - всхлипывает Чиполлино. - Больше ничего не умею делать, чтобы не обожраться. Так сказать, для понимания бренности всего сущего, или как ты там, Желудок, говоришь?
- То есть, многоуважаемый Чиполлино, вы постигли глубины мышления людей со смещёнными мозгами? - Элисон неумолима в своих научных изысканиях. Чиполлино мотает головой.
- У меня не вышло. А кто-то может быть примером?
- В том-то и дело, что примеров нет. Исключительно сиюминутные открытия, которые доставляют исключительное удовольствие умеющим думать местом, предназначенным от природы.
Чиполлино встаёт и бредёт в ванную. Включает самую холодную воду и долго фыркает, пытаясь распрямить завивку. Элисон, Лиз и Хетти, похихикивая, наблюдают за его отчаянными попытками.
- Значит, так лучше? - Чиполлино высовывает залитое водой лицо из-под мышки.
- Так естественно, а значит, не безобразно, - Хетти швыряет ему полотенце и закрывает за собой дверь ванной. Лиз и Элисон загадочно переглядываются, указывая мне на дверь. Что ж, придётся пройтись, пока эти двое решают, кто из них будет носить фамилию Магнуссон.
Глава вторая
Несвежие сплетни
Выйти на улицу с двумя женщинами - подвиг даже для меня, привыкшего к различным жизненным сюрпризам. Знаю, Коц не обидится, но где-то там, очень далеко, его душевное состояние оставляет желать лучшего - когда Лиз идёт со мной под руку, подставив тёмно-шоколадные волосы разбегам весеннего ветерка.
- Элисон, а вы часто ревнуете Вилла?
- Постоянно. Правда, делаю это так, чтобы ему было комфортно сознавать свою исключительность. Может, я его слишком разбаловала?
- Это у вас семейное, - вздыхает Лиз. - Женщины, подобные морю, в которое так и тянет запрыгнуть при любой погоде. А солёный ветер! Тот, кто хоть раз пожил у моря, больше никогда не сможет жить даже возле самой полноводной реки. Не знаю, долго ли я здесь проживу, но картины получатся удивительно полноцветными. Надоело созерцать тусклые, мрачные тона безветренных залов с галереями без единой пылинки.
- Значит, темперная техника впечатлила тебя до глубины души?
- Как раз нет, - вздыхает Лиз. - У меня возникло впечатление, что эту технику неправильно применили. Однако, кто я, чтобы диктовать свободным художникам размах кисти? Вязкость белка оказалась настолько непрогнозируемой, что мне пришлось даже слазить в курятник. Уж очень хотелось посмотреть на пташек, несущих яйца с сюрпризом.
- Вау, - целую прохладную руку Лиз. - А я думал, они не носят ничего, кроме затёртой хреновины.
- От этой хреновины я чуть не умерла, - морщится Лиз. - Еле откачали. Даже и не думала, что у меня аллергия на вполне обычное огородное растение. Свекольный сок только усугубил ситуацию. Я покрылась такими огромными волдырями, что с меня можно было писать заставку к опере “Царевна-лягушка”.
- Угу, царевна очень любит посмеяться в самый неожиданный момент, - толкаю Элисон под бок. - У Хетти от её смеха случилась редчайшая разновидность летаргии с непредсказуемо положительным исходом. Наверное, всё дело в разности потенциалов.
- Ну не знаю, в электрике я не разбираюсь совсем, - Лиз набрасывает на голову капюшон куртки. - Просто моё чувство прекрасного пострадало, но я не жалуюсь. Ведь так часто бывает, что за прекрасной оболочкой скрываются ужасные вещи. А если присмотреться, то вполне обычные, хоть и не вписывающиеся в наши концепции мировой гармонии….
- Лиз, ты делаешь успехи в постижении нашего безмятежного состояния, - смеётся Элисон. - Правда, у нас всех есть один кошмарный недостаток. Мы всё ещё слишком переживаем о чувствах других людей. И этим пользуются все, кому лень переживать о собственных чувствах.
- Плохо, - вздыхает Лиз. - Сердечные мышцы быстро изнашиваются при таких нагрузках. Я видела вашу сестру, но её состояние полной безмятежности меня отчего-то не прельщает.
- Значит, ты полна жизни, - воздеваю её руку к небесам. - И пусть утрутся те, кому охота подыхать на полутонах. Твои обертона, Лиз, целебны, как глоток свежего масла вместо гоголь-моголя.
- А что плохого в гоголь-моголе? - удивляется Элисон. - Кроме чересчур вязкого белка?
- Вообще ничего, - Лиз швыряет камешек в бурную реку, несущую прошлогодних мусор с оттаявших берегов. - Я же говорю, всё дело в курах, а вернее, в кормах. Правда, я этого не сказала, потому что меня всё равно никто не стал бы слушать.
- А надо было сказать, хотя бы для очистки собственной совести, - ворчу ей в ухо. - Меня ненавидят за фразы напоследок, но забыть их не могут. И наяривают Элисон, чтобы рассказать, какой я говнюк неблагодарный. Видите ли, мой психотерапевт их устраивает больше.
- Не устраивает, - смеётся Лиз. - Их вообще никто не устраивает, кроме собственных концепций высокого искусства. Отловят идею и давай её вертеть вправо-влево, вверх-вниз, до неузнаваемости. А потом тебе же задают вопрос, отчего твоя идея оказалась нерабочей.
- То есть, молча созерцать у тебя не получается?
- Мне заявили, что у меня очень живописное выражение глаз.
- Идиоты желеобразные. Копни ложкой, а внутри - студень студнем. Любишь желе, Лиз?
- Оно безвкусное, сколько бы сахара в него ни добавляли.
- И я о том же. А кто-то живёт этим, в полной безмятежности - словно насекомое в новой, ещё не застывшей разновидности искусственной смолы.
Элисон останавливается, хватает её за плечи, крепко обнимая.
- Можешь рисовать на балконе сколько угодно. А теперь вспомним о Пиноккио, потому что эти двое вот-вот свалятся в реку.
Две задницы торчат над парапетом, пытаясь что-то выловить в бурной стремнине. Элисон и Лиз облокачиваются на парапет сразу с двух сторон.
- И что там?
- Мы уронили наш бинокль, а он зацепился за камень - и ни туда, ни сюда. Если не достанем, нас отправят следом за биноклем.
- Угу, так я и поверил, - гляжу на бинокль с выбитым стеклом. - Может, вам проще вообще ничего не делать, чем плавать там, где не решится плавать самый отчаянный водолаз?
- Ну, я бы так не сказал, - обиженно ворчит Пиноккио. - Водолаз вот-вот украдёт наш бинокль, потому что с прошлого года сюда что-то принесло.
Заглядываю в бурные волны, но ничего не вижу.
- Давно вы тут дышите чужим перегаром?
Пиноккио растерянно глядят друг на друга.
- И правда, от воды чем-то воняло…. может, кому-то вздумалось самогону плеснуть? Так сказать, для дезинфекции?
- Ничего себе дезинфекция, - бормочу, оттаскивая их от воды подальше. - Где-то прорвало, и так мощно, что рыба вот-вот начнёт нереститься ракообразными. Видали такие чудеса природы?
- Неа, - Пиноккио хватаются за Лиз. - Мелки есть?
Элисон достаёт из сумки блокнот и ручку. Пиноккио, поглядев друг на друга, пишут по очереди:
“Было дело, и нет дела. Если рыбы начнут нереститься лягушками, звоните друг другу и жалуйтесь хоть до Второго Пришествия. Мы пас. Братья Пиноккьо”.
- А приписать “с глубоким уважением”? - шепчет Лиз.
- Это подразумевается, - шепчет старший Пиноккио в её покрасневшее ухо. - Твой психологоанатом ничего не понимает в бледных шатенках. Пройдёмся?
Глава третья
Как бы не этак
Ухватив Элисон под руку, младший Пиноккио чувствует себя на седьмом небе от счастья.
- У меня ещё нет девушки, - тараторит что есть мочи, - потому что мне нравится девушка старшего брата, но не того, который только что увёл чужую девушку, а того, который валяется в депрессухе, как последний идиот. Зачем так глубоко задумываться о серьёзных вещах? Вот я, например, тоже задумываюсь, но неглубоко, легко и плавно. Иногда загребаю, но это многолетняя привычка. Понимаете?
- О да, - вздыхает Элисон, переводя умоляющий взгляд на меня.
- Принц Эдип, а ты не пробовал получить по балде где-нибудь в более мягком месте?
- Нет, я люблю экстрим! Очень скучно сидеть там, где все всё понимают. А когда встречаешь непонимающий взгляд, становится так интересно, так интересно! Мы прогулялись по набережной с барышней, которая после наших с ней прогулок перестала носить хрен где попало. Теперь эта подделка мирно покоится в музее самых известых подделок. Знаете такой музей?
- Ух ты, - смотрю в его ясные глаза. - И давно ты врёшь так божественно?
- От рождения, - фыркает. - Мои крылья держатся прочней, чем краденые куриные крылышки амура из непыльной галереи. А ещё я очень тяжёлый, если меня нести на ручках, когда мои ножки устанут бегать, куда попало. Мне больше двадцати, но ни одна девушка в здравом уме не выдерживает меня дольше одного дня.
- Печально, - вздыхает Элисон. - Я бы тоже не выдержала.
- Плохо, - бормочет Пиноккио. - Может, у меня тоже…. эпизод?
- Однозначно. Игра контрастов, и очень удачная.
- Видите! - вскидывает палец Пиноккио. - Я был настолько легкомысленным, что склепал Чиполлино подошвы из чьих-то раздолбанных ботинок, и даже присобачил подмётки. А Хетти меня недооценивает. Потому что, видите ли, я врун.
- Не врун, а враль, - отрезает Элисон. - Две большие разницы.
- И вы туда же, - дуется Пиноккио. - Враль, как же обидно звучит! И как целебно! У вас есть чай в термосе, только, пожалуйста, комнатной температуры, я очень боюсь обжечь язык….
- Отчего бы не обжечь, если очень хочется?
- Боткинс, а ты мог бы и помолчать, когда я пытаюсь склеить твою… хм, супругу, не супругу…. Я тренируюсь. Это запрещено?
- Ничуть. А кто же объект очень тайных воздыханий?
- Нескромный вопрос, - краснеет Пиноккио. - Я бы предпочёл об этом не говорить. Скажу лишь о синдроме Петрарки, который, несомненно, заинтересует вас обоих.
- И как это отражается на состоянии пищеварения?
- Ужасно! - Пиноккио закрывает лицо руками. - Полная потеря аппетита, потому что её…. супруг, не супруг…. ах, какая разница!…. стоит за каждым углом с большой дубиной, так и норовя прихлопнуть меня. За что? За стихи, которые он не умеет писать?
- Вы очень хорошо воспитанный юноша, Пи…. Пиноккио, - цедит Элисон сквозь зубы. - И большой проныра. Может, скажете, от какого синдрома отправилась на тот свет моя сестра?
- Самому интересно, - вздыхает Пиноккио. - Я готов смотреть на неё часами, протирать стекло до глянцевого блеска, пока привидение супруга не является ко мне в подутреннем сне и не заявляет свои права на посмертное с ней существование. И тут я понимаю, сколь бренны мои попытки доказать что-либо привидению, которое даже неспособно дёрнуть пяткой - когда я меняю ему башмаки по пятницам.
- А почему по пятницам? - удивляется Элисон.
- Потому что у него пятидневка. Так написано в инструкции по уходу.
- Хреновая у тебя работёнка, - достаю из кармана свой театральный бинокль. - Носи, только не урони туда, где водолазы ищут клады. И передай Петрарке, что его синдром неизлечим. Так написано в инструкции к человеческой природе.
- Ну зачем ты так? - шепчет Элисон, глядя, как Пиноккио пытается что-то рассмотреть в бинокль на том берегу. - Я вообще склонна взять билеты на самолёт и не тревожить это сонное царство до следующих спортивных состязаний. Так здесь заведено.
- И уснуть где-нибудь на берегу, в окружении медуз и пойманных раков. Нет уж, увольте. Жрать так жрать, - или я не Вилл Боткинс, а так, мимо проходил, позубоскалить. Ты ведь первая меня разлюбишь.
- Угу, точно, - бурчит Элисон. - Пойдём, ты меня уже разозлил.
Не успеваем отойти двух шагов от реки, как Пиноккио с той стороны отчаянно машет руками, тыча головой куда-то влево.
Элисон, едва веря стёклам в своих роговых очках, смотрит на воду.
По реке плывёт большой серый куль, отблескивающий на солнце глянцевыми переливами.
Старший Пиноккио появляется словно ниоткуда, с огромной сетью и веслом. Бегает по парапету, оглядываясь на Лиз, бегущую в другую сторону.
- Там, там, или тут, тут! Да вот же она, родимая! Быстрей, хотя бы тележку из супермаркета!
Хетти с Чиполлино уже подбегают с носилками. Вытирают пот с раскрасневшихся лиц, глядя на отчаянные попытки Пиноккио догнать бурное течение реки.
- Справится, - усмехается Чиполлино. - Не такое вылавливал.
Собравшись на мосту, внимательно изучаем труп, - в чём-то, настолько склизком, что даже вода вокруг не пузырится.
- Сгущённые продукты спиртового брожения, - старший Пиноккио ходит кругами, пытаясь найти лицо. - Ну и запашок…. Вот почему трубу прорвало. В том месте, где прорвать не должно было никак.
- То есть, прямо из бочки?! - ахает младший Пиноккио.
- То есть, да, - вздыхает Чиполлино. - Он свалился туда вниз головой, вполне стандартным образом закоренелого пропойцы. И лицо может оказаться удивительно знакомым, правда, Элисон?
Она вглядывается в очертания трупа, едва удерживая рыдания.
- Нет, это не он…. так не могло случиться, просто не могло….
- Почему же? - усмехается Чиполлино. - Если их не один, а много, и каждый любил приложиться к халявному кранику…. А краник возьми да забейся, вот он и решил отвинтить крышку.
Элисон смотрит на меня в невероятной растерянности.
- Боткинс, ты что-то понимаешь в моём бывшем муже?
- Ровно столько же, сколько и ты, просто под иным углом зрения. Был, да сплыл, потом расплылся, - или, как тут говорят, разнерестился без железной бабьей руки над непрошибаемой башкой. Правильно сделала, что выперла его вон без всякого сожаления. Можешь поплакать, ему с того света будет очень приятно.
Элисон тихо плачет в объятиях Лиз. Хетти нервно курит, стараясь не смотреть на склизкое, бесформенное тело без единого намёка на лицевую или тыльную часть.
- Видала я таких, - бормочет, - отельные монстры с непомерными требованиями к обслуживающему персоналу. То чашку подай с двумя ручками, то ложку с вилкой на другом конце. Допрыгался.
- А ты…. ты откуда его знаешь? - Чиполлино в ужасе трясёт Хетти за плечи. Та выдёргивается и отворачивается к реке.
- Ты тоже знаешь его, только не узнал с первого раза.
- Ух ты, - шепчет Чиполлино, сковыривая наугад склизкую оболочку. - Серо-буро-малиновый окрас кожи, а глаза, как пить дать, стеклянные, будто две картофелины на снегу. Или в морозилке, что не меняет сути дела. Птичка моя, ты спаслась из лап жуткого пропойцы, который не заслуживал бы даже слёз обиженных им женщин, если б не Господь Бог.
Пиноккио в ужасе отскакивают от трупа, хватаясь друг за друга.
- Так это он, он? Тот самый….
- … фармазон поганый, или как вы там говорите по пьяной лавочке?
- Так мы не пьём, и даже не наливаем, - Чиполлино сковыривает склизкую прослойку в области ноги под коленом. - Боткинс, твои ругательства очень даже кстати. А то эти двое подохнут здесь от многовековой пыли.
- Не подохнем, - Пиноккио сурово смотрят друг на друга. - Фармазон так фармазон, очень изысканно звучит. А те нас не… того?
Делают красноречивый жест рукой у горла. Лиз смеётся.
- Да они давно его ищут, никак найти не могут. Доставьте по адресу, и все дела.
- Нет, не все, - вздыхает Чиполлино. - Народ, так сказать, очень нежный, изнеженный то есть. К чёрной работе не привыкши, голову засорять нельзя. Вы их видали хоть раз? Чуть что - руки веером, а как послушать - вроде бы и убедительно звучит. Очень веско, так сказать.
Пиноккио жмутся к нему, оглядываясь по сторонам.
- А куда мы его отвезём…. чтобы… чтобы….
- В обычный морг, что, не человек, что ли? - усмехается Чиполлино. - Боткинс, ты из нас самый серьёзный. Как не перепутать морг с вытрезвителем?
- Перепутать несложно, потому что душ ему всё равно придётся принимать. С надёжной затычкой для сливного отверстия.
- Ого-го, - бормочет Хетти. - Без моего рукастого братца ну никак не обойтись. Ему всё побоку, хоть фармазон, хоть раб лампы. Все, мол, после смерти выглядят одинаково неподвижно.
Кнут выходит из пикапа, разминая на ходу мускулы и напяливая на круглую голову шапочку не по размеру.
- Опять мала, - бурчит, косясь на Хетти. - Выбрось.
- Лучше отдать, - суёт Чиполлино. Тот, хмыкнув, примеряет шапочку и отдаёт Пиноккио. Те впиваются в неё жадными взглядами.
- У меня меньше.
- Ну и дурак!
Кнут аккуратно заворачивает тело в непромокаемую прорезиненную простыню, взваливает на плечи, одним движением забрасывает в кузов.
- Хороший улов. Луковый, ты поедешь со мной. Боткинс, ты это…. - косится на Хетти. - Смотри, чтоб из этих никто ничего.
Садится за руль и резко даёт по газам. Пикап мгновенно прогревается. Молча аплодирую гениальному изобретению.
- Видали? - подмигиваю Пиноккио. - А вы говорите: варвары, варвары…. Не разнесёте - не развалится. Пошли, нам нужно кое-что восстановить совместно.
Глава четвёртая
Лиз маслом
Когда Элисон плохо, мне едва ли бывает лучше. Лиз и Хетти о чём-то шепчутся на балконе, по очереди рисуя мелом на грифельной доске.
- Как он пробрался в пиццерию? - слабым голосом выговаривает Элисон. Вздыхаю, кладя мою руку на её холодную ладонь.
- Как и все, через главный вход. А что тут такого? Разве могло быть по-другому, когда там сплошной проходной двор?
- Точно, - вздыхает Элисон. - Вот что меня неотступно беспокоило во всей этой галиматье. Чувство скрытой опасности посреди веселья, - будто Валтасаров пир.
- Ты выздоравливаешь, девочка моя, - поднимаю её за обе руки. - Память - очень упорная штука, правда?
- Угу, - кивает. - А женская интуиция никогда не ошибается.
Пиноккио роются в красках Лиз, споря о разновидностях цветов.
- Я первый начну рисовать.
- Нет, я первый. А ты подождёшь, потому что старший.
- Вообще-то я не привык уступать тебе чужую девушку.
- Может, позвоним кому-нибудь?
- Я тебе позвоню! Сам позвоню, а ты слушай и учись.
Долго тараторит по телефону, размахивая свободной рукой. Запыхавшись, отключает связь и поворачивается к нам с победным видом.
- Вот какой я договорняк ходячий. Элисон, тебе большой привет от бывшего пациента. Он ещё недоволен, но это так, для проформы. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.
- Можно подумать, он вообще когда-то бывает доволен.
- Жизнь тяжёлая, но бывает, - вздыхает Чиполлино. - У него такой доктор спокойный, без глубоких эмоциональных встрясок. А что-то трясёт и трясёт, как по привычке. Может, от холода?
- Может, от ветра, - фыркает Элисон. - Там же окна запаяны.
- Не так уж и запаяны, если аромат свежего самогона долетел аж туда и бродит там, будто неприкаянный. У них давние счёты, которые всегда сходятся в одном месте. Сойдутся ли на этот раз, посмотрим.
Укладывается на диван и принимает позу мертвеца.
- Ох, и пережил я за час работы с Кнутом…. Чуть в гипоманию с лёту не перескочил. Это всё Пиноккио со своими страхами надуманными. Всё детство ходили мне, в уши жужжали, как два недочитавшихся. Или перечитавшихся, что тоже весьма вероятно.
- Ничего подобного! - взвизгивают Пиноккио. - Мы испугались потому, что испугался папа, а, когда пугается папа, то и у нас ноги дрожат в коленках. Разве мы виноваты, что твой папа - не наш папа?
- В своих семейных дрязгах потом разберётесь, - отрезаю, глядя на вытянутые ноги Чиполлино. - Вскрытие делали?
- Смеёшься, что ли? Нам жизнь дорога. Взяли анализ этой дряни с разных участков тела, анализ кожных слоёв, не глубже. Внутри без того понятно, что делается. Полная каша.
Тянется за ведёрком льда из рук Элисон.
- Простите, что я вас не любил, это была обратная сторона любви….
- Только не начинай!
- Боткинс мой лучший друг. Это классика жанра.
- Ты надышался испарений склизкого тела.
- Ничего подобного. Я люблю Хетти, а вы - чистый Платон.
Элисон, усмехнувшись, протягивает ему пачку салфеток.
- Высморкайся, ты забыл сдать анализ соплей.
- Кто бы говорил…. Бутылочка ваших слёз хранится у сердца того, кто, конечно же, их не заслуживает. Потому что это не его слёзы.
Лиз вытаскивает из футляра огромный лист бумаги, достаёт из холодильника пачку свиного жира. Пиноккио в ужасе падают на пол.
- Вонять не будет, - смеётся, - он без запаха. Кстати, если захотите ещё раз поплавать в той речке, без свиного жира вам никак не обойтись.
- Хм, - Пиноккио пробуют жир на палец. - Не такой уж он страшный, как в книжках пишут. Это значит, что всякая зараза прилипнет к поверхности?
- Точно, - кивает Лиз. - Я сама не раз пробовала, отличная мухоловка. Правда, коты как не умели плавать, так и не научились. А всё потому, что склизота пролезла в щели, которые изначально не были закрыты. Пришлось закрыть мастерскую, а на входе повесить то, что неплохо отпугивает желающих лазить по скользким местам.
Пиноккио смотрят на неё с двух сторон влюблёнными глазами.
- Всё-таки в её психопатологе что-то есть….
- А как ты думал, если мы ей просто друзья?
- Он больно бьёт за невольные желания?
- Он анализирует, а это больней.
Прячутся под диван, выставляя пятки в позе трупов. Аккуратно намазываю их свиным жиром и надеваю тёплые носки.
- Теперь можете обуваться и чесать отсюда, чтоб аж пятки горели.
Депрессивный Чиполлино, на первый взгляд, ничем не отличается от задумчивого Чиполлино. Элисон укладывает меня рядом с ним, пытаясь определить две большие разницы.
- Вилл, тебе ведь сейчас не лучше, правда?
- Не лучше, чем тебе, потому что вытащить такое громадное тело из вонючей речки было не под силу нам обоим.
- Это что-то меняет в настоящем времени?
- Ровным счётом ничего. Просто обидно за потерянное время.
- Мне тоже, - вздыхает Чиполлино. - Бродишь-бродишь кругами, женщин не слушаешь, а надо бы…. Они чем-то слышат таким, чего у нас нет. Хетти, поговори со мной, ну пожалуйста!
Хетти молча оглядывает его с головы до ног.
- Вот так всегда, - вздыхает Чиполлино. - Я ведь не Пиноккио….
- Пиноккио, Пиноккио, - ворчит. - Вылитый Пиноккио.
- Ладно, выточенный, - бормочу. - Кто тебя выточил, Пиноккио?
- Лучше скажи, у кого я стырил папку.
- Или мамку?
- Обоих, но это уже не имеет никакого значения….
Хетти осматривает его снизу вверх и укрывает плотным одеялом.
- Вот почему я не хочу с ним разговаривать. Начинает гнать такую пургу несусветную, что в ушах свистит. И ничего в ней не разберёшь, кроме желания насобачиться до поросячьего визга.
- Угу, они такие, - бормочу, пряча лицо в тёплые ладони Элисон. - Нет предела совершенству банального идиотизма. Ну зачем, зачем, скажи мне на милость, нужно было превращать всё в дикий фарс на струнах женской души?
- Мне было интересно докопаться до глубин, - вздыхает Чиполлино. - И там я утонул выше крыши, но потом выплыл. Потому что ты у меня есть, Боткинс. И ты там тоже тонул, что ценно вдвойне.
Чиполлино изгибается в немыслимом пируэте, извлекая из-за дивана папку с рисунками моим же карандашом.
- Ты чуть не забыл её в том лесу, под ёлкой, а я нашёл. Правда, после того, как вы с тем придур…. прости, ещё одним твоим лучшим другом куда-то пропали. Я весь лес обегал, проклиная его на чём свет стоит. За что и получил от моего же папы. Им, значит, можно, а нам….
- А нам так, чтобы выразиться от души. Грешной, само собой разумеется. Попа нашёл?
- Хе, как ты думал? Конечно, нашёл, и даже в трубочку скрутил, - из разных, так сказать, кусочков одной реальности. Ты б слышал, как он визжал, доказывая, что его не было ни там, ни тут, и что дымовые шашки он вам не подкладывал, и орду фраеров не подсылал - даже не думая, что вы их ввалите от всей, так сказать, широкой души. Понимаешь, Боткинс, это было такое место, в котором желающий обмануть обманывает сам себя. И поделом им всем, как говорится, с кисточкой.
Чиполлино засыпает так же быстро, как нагреваются его раскрасневшиеся ноги под толстым пуховым одеялом. Элисон тихонько зовёт меня в кухню, где Хетти уже разливает чай по чашкам.
Лиз осторожно заглядывает в кухню, красная до кончиков ушей.
- Ему очень стыдно потому, что запутался не меньше….
- Знаю, знаю, - поглядываю на часы. - Нелепые случайности отчего-то до сих пор не входят в его грандиозные планы. А они там случаются постоянно, как ни предусматривай оптимальные варианты.
Элисон едва сдерживает смех, глядя на моё потерянное лицо.
- Ты ещё не понял, что произошло?
- Да понял, понял, - улыбаюсь, едва разгоняя туман перед глазами. - Пожалуйста, не уходи. Я люблю только тебя, а все эти…. В общем, я пошёл дрыхнуть, и, если Чиполлино примет меня во сне за Хетти - у него посыплются искры между глаз. Хетти, не обижайся.
Утром Кнут присылает мне фотографии отмытого тела - и я без труда узнаю тело, выброшенное на снег у порога пиццерии. Узнаёт его и Хетти. Разглядывает фото, крутя то в одну сторону, то в другую.
- Надо же, в той суматохе мы не заметили разницы. Как же их много, похожих один на другого…. Чем больше смотришь, тем больше запутываешься.
- Как тебе сказать, Хетти…. Даже в такой путанице, рано или поздно, наступает один-единственный миг, в который понимаешь. Просто понимаешь, потому что подсознание работать не перестаёт. Оно приходит на помощь, когда разум отказывается выстраивать внятные гипотезы.
- Да? А я всё пытаюсь объяснить себе, зачем он туда полез.
- За приманкой, Хетти. Что-то, исключительно важное для удовлетворения собственных амбиций. Сложно понять?
- Вообще нет. А почему не все это понимают?
- Потому что кое у кого амбиции сильней здравого смысла.
- Вот как! И с тобой такое было?
- Очень часто. И здравый смысл приходит не там, где твой ум на высоте.
- А какой же была приманка?
- Ты ещё спрашиваешь? Вспомни про треск темперного слоя и съешь большую конфету. Если у него хватит совести поблагодарить тебя за пристальное молчание.
Primjedbe
Objavi komentar